А д а м. Да, конечно, это же ваш сугубо материалистический символ веры… Мээла, дорогая, сядьте сюда… Я только поглажу… Честное слово!
М э э л а. Прошу без нежностей! (Пауза.) Что же делать с вами?
А д а м. То есть как спасти себя от лап зверя? Так? Я правильно понял?
М э э л а. Пожалуй…
Адам идет к столу, садится, берет бутылку.
Рисовали бы что-нибудь!
А д а м. Тебя! Но только как Марию…
М э э л а. Нет. Рисуйте меня так.
А д а м (откупоривает бутылку, придвигает рюмку) . Только как Марию… (Наклоняет бутылку, чтобы налить коньяку.)
М э э л а. Если ни рюмки не выпьете и поклянетесь вести себя прилично. Даете слово?
Долгая пауза.
А д а м. Даю.
М э э л а. Ну хорошо…
А д а м (садится на скамью, снимает пиджак, затем галстук, рубашку) . Иди!
М э э л а. Никуда я не пойду!
А д а м. Пойдем, накачаешь из колодца холодной воды, выльешь зверю на голову… (Выходит во двор.)
М э э л а немного колеблется, затем берет полотенце и следует за А д а м о м. Слышен скрип колодезного насоса, плеск воды, фырканье. Затем появляется М э э л а и прячет полную бутылку коньяка под стол. Вытираясь, входит А д а м. Мээла потихоньку вынимает ключ из двери и вешает его на гвоздь в стене, прикрывает шалью. Адам замечает это, но не подает виду.
А д а м (вытираясь) . У-у-ффф! Так… Пойдите наденьте халат. До половины обнажите грудь. Ясно? Лямки спустите с плеч…
М э э л а. Это — нужно?
А д а м. Разумеется!
М э э л а уходит в комнату направо. Адам, накинув полотенце на шею, смотрит вслед Мээле, затем переводит взгляд на шаль, прикрывающую ключ на стене, что-то взвешивает. Усмехнувшись, достает ключ, запирает дверь и задвигает засов; прислушивается — и едва успевает отойти в сторону, так как М э э л а, в халате, появляется в дверях справа. Адам прячет ключ в карман и подходит к ней. Мээла вопросительно смотрит на него.
А д а м (после паузы) . Мээла, вы всем так доверяете?!
М э э л а. Вы же поклялись. (Замечает, что дверь на засове.) Опять вы закрыли дверь! (Идет к двери, отодвигает засов.) Куда мне сесть?
А д а м (подводит ее к одной из табуреток) . Вот сюда.
Мээла садится. Адам, захватив рубашку, уходит налево; возвращается одетый, с собой у него ящик с красками.
Повернитесь! Еще… (Отходит дальше.) Еще… Приподнимите голову, смотрите сюда… нет, сюда! (Берет палитру и тубы, выдавливает краски на палитру.) Здесь достаточно тепло, обнажите плечи. Вы слышите?
М э э л а. Я… нет… Я не могу…
А д а м. Не поворачивайте головы. Чего вы кривляетесь? Спустите халат с плеч.
М э э л а. Я не могу… ну просто не могу!
А д а м. Черт, поймите же наконец — это искусство, а не порнография. Это не мужчина рассматривает молодую женщину, а художник — модель!
Мээла спускает халат с плеч.
Так… А теперь в течение нескольких часов я буду повышать ваш общеобразовательный уровень. Это моя манера. Я — живая энциклопедия во всем, что касается сферы любви… (Ставит мольберт так, чтобы на него падал свет; смотрит на Мээлу.) Пониже… Еще! Я сказал — еще!
М э э л а (спускает халат еще ниже) . Ниже я не опущу.
З а н а в е с.
М э э л а сидит в прежнем положении; видно, что она устала и недовольна. Она словно одеревенела, в ее позе ощущается что-то судорожно-напряженное. А д а м держится с наигранной самоуверенностью, однако сквозь эту самоуверенность проскальзывает сильное беспокойство, которое он пытается спрятать под многословием.
А д а м. У женщин создалось ложное мнение, будто их приносят в жертву богу любви! Чепуха! Женщина — сама бог любви. Мужчины — ее жертвы. Мужчины — жертвенные животные… Звучит неплохо! В Ветхом завете, кажется, так сказано: «…и тогда взял он в руци жирного тельца и возложил его на алтарь…» Или старого барана? Не помню, да это и не важно. Главное, что уже в те времена жертва была мужского рода!
Мээла зевает.
Не будьте чурбаном! Говорите, спорьте, спрашивайте, хотя бы для того, чтобы позлить меня.
М э э л а. У меня гудит в ушах, и я устала.
А д а м. Устала? Ну конечно, слабая женщина… Слабая женщина… Это выражение всегда смешит меня. Сильная женщина… Ибо настоящая женщина, пусть даже ничем не примечательная, в пору своего расцвета с легкостью поставит на колени сильного мужчину. Я прав?
Мээла пожимает плечами.
В душе каждой женщины спрятан музыкальный инструмент, и завоевывает женщину тот мужчина, который сумеет отгадать, что это за инструмент, и сумеет сыграть на нем… Я знаю женщин, в душе которых — симфонический оркестр. Каждый мужчина найдет в нем инструмент для себя… Однажды я встретил женщину — по внешнему виду дама. Я ожидал, что в душе ее — арфа, а оказалось — шарманка!
Читать дальше