Эгон Раннет - Пьесы

К и к е р п у. Он самый. Прошу, господа! Итак, на чем мы прошлый раз остановились? Ах да, вариация основного па румбы… Одну минутку, я только выберу даму… (Подходит к пирамиде, берет винтовку со штыком; поет и танцует румбу. Останавливается.) Неужели моим следующим танцем будет военный танец?.. И с такой пылкой дамой? (Относит винтовку на место.)

Ф у к с. Иезус-Мария! Ну и аромат у этого табака…

А л е к с и у с. Живете вы здесь — как в раю!

К и к е р п у. Хотите — верьте, хотите — нет, а я действительно тот самый Руди Кикерпу, всегда dernier cri, что означает «последний крик моды». Изысканнейший мужчина во всем Таллине!

Р о о п (Фуксу) . А ты тот самый парень, которому Тувике собирался дать по морде, — ведь это ты сказал, что Гитлер выиграет войну…

Ф у к с. И выиграет.

Т у в и к е. Врезать, а?..

Ф у к с. Непременно выиграет! Уже на Сталинград жмет… Победа у него, считай, в кармане.

О с к а р. У нас здесь верят в обратное. И крепко верят. Вот Роби не далее как вчера вступил в кандидаты партии.

Ф у к с. Прими мое глубокое соболезнование.

Р о б и. Мы еще поглядим, кто кому в конце концов выразит соболезнование. Откуда идете, человеки? Из Котласа?

Ф у к с. Отовсюду. И из Котласа тоже. Мы туристы. Попутешествовали немного по матушке России! Явились сюда впятером… все в таком виде, что близко лучше и не подходи. Двое сразу же заковыляли в санчасть… Почему с нами так поступили?!

А л е к с и у с. Да. Почему нам не поверили?!

Ф у к с (бросает шапку на землю, туда же летит и ватник) . И после всего этого еще могут думать, что мы рвемся воевать за Советскую власть!

А л е к с и у с. Ты власть сюда не приплетай. Командир рабочего батальона — это еще не Советская власть. (Пауза.) Или ты, Кикерпу, думаешь иначе?

К и к е р п у. Не знаю, что я думаю. Хочу видеть и оборотную сторону медали…

Р о б и. Ваше счастье, что догадались прийти сюда!

А л е к с и у с (разглядывает винтовку) . А что вы тут делаете с этими деревянными ружьями? Играете в войну, а? Настоящих-то не хватает?

Т у в и к е. Пока вроде бы и впрямь не хватает… Но скоро будет хватать. Всего будет хватать! И тогда ударим так, что…

Ф у к с. Бедная гитлеровская армия!.. Знала бы она свой печальный конец…

Н у р к. Мы здесь и вправду готовимся к страшной схватке. Вот гляди — учимся делать шашлык из Адольфа! (Берет винтовку со штыком, делает молниеносный выпад и классическим ударом протыкает «врага».) Гитлер капут!

На лестнице появляется М а р и н а. Она в шапке-ушанке, зеленой солдатской фуфайке и кирзовых сапогах.

Р о б и. Мама!..

М а р и н а. Роби! (Сбегает с лестницы, бросается в объятия сыну.) Я все-таки нашла тебя… Нашла…

Р о б и. Мама… Мамочка… Дорогая мама! Откуда же ты?

М а р и н а. Из Ленинграда, из блокады… через Ладогу — лед уже ломался… Многое видела, и смерть видела, а вот жива… Дорогой сын, дай я посмотрю на тебя…

Р о б и. Ты давно из Таллина? Ты видела Мирьям еще хоть раз?

М а р и н а. Видела. Мирьям была… ну, как тебе сказать… В общем, настроение у нее неплохое, мать стала поправляться. Что правда, то правда — Микк заботился о них как мог. И совершенно бескорыстно. Мирьям пришлось бы плохо без него. Как-то они там теперь?.. (Роется в котомке.) Вот… конверт с фотокарточкой и письмом от Мирьям. Все время лежал у меня за пазухой. Я завернула его в кусок материи. А то порвался бы. Трижды наш корабль подрывался на минах — в последний раз я всю ночь проплавала в море неподалеку от Сууресаара… утром меня подобрал катер… (Развертывает материю, достает конверт и передает Роби.) Сколько раз сушила его…

Роби целует мать, распечатывает конверт и вынимает из него письмо и фотографию, вернее, то, что осталось от нее, — кусок белого картона.

М а р и н а (с ужасом) . Что же это такое?! Господи, беда какая… Ничего не осталось… Все смыла вода…

Роби печально переворачивает в руках белый прямоугольник.

Подвал разбомбленного большого жилого дома. Слева, в той части, где потолок цел, перед стиральным катком, на ящике с боеприпасами, сидит м а й о р Т а р м и к, в обгоревшем полушубке, перепачканный, весь в ссадинах, и что-то пишет. В том же углу около аппарата — Э л ь т с, в валенках, в чуть тронутой огнем шубе и шапке-ушанке.

Справа с потолка свисают чудом удержавшиеся на арматурном каркасе большие бетонные глыбы, у печки, скомбинированной из бензинового бочонка, греется Н у р к в сильно обгоревшем полушубке. Снаружи время от времени доносятся выстрелы, разрывы снарядов и пулеметные очереди.