Сергей Найденов - Дети Ванюшина

Константин. Chacum a sa fantasie... {У каждого свой вкус... (франц.). }.

Инна. Ах, только, пожалуйста, не по-французски! Не забывайте сл_о_ва... (Обращается к Ане и Кате.) Можно брата за уши оттаскать, чтобы он не говорил по-французски? (Треплет за ухо Константина.) Никогда не нужно делать того, что мы не умеем.

Катя и Аня смеются.

Кукарникова. Смотрите, смотрите, как мило! Инночка уже вступила в свои права жены: таскает мужа за уши.

Константин. Я хотел бы, мама, чтоб она их совсем выдернула.

Кукарникова. Это восхитительно! (Обращается к Арине Ивановне.) Какой он у вас милый мальчик. Надеюсь, вы не в претензии, что он меня уже называет мамой?

Арина Ивановна. Меня мамашей зовет.

Кукарникова. А меня мамой... Ах, как это мило! Подойди, я тебя поцелую. (Целует Константина в голову.) У тебя -- говорю не комплимент -- масса вкуса... Мебель изящна, цвета подобраны прекрасно... Все мило и просто. Но мне кажется, что эта комната не носит определенного, так сказать, характера: не то гостиная, не то будуар...

Константин. Я еще не успел хорошо обдумать, куда и что поставить... Это только набросок. Вот уж с Инной мы распланируем все иначе.

Кукарникова (подумав). По-моему, рояль лучше поставить в зал. Этот прибор (указывает на маленький диванчик, кресла и стол) посредине... (Обращается к Арине Ивановне.) Впрочем, простите... я как будто Начинаю распоряжаться.

Константин. Пожалуйста, мама.

Кукарникова. Нет-нет, предоставляю все тебе и милейшей Арине Ивановне.

Арина Ивановна. Пожалуйте чай кушать в Костенькину комнату... то бишь в столовую.

Кукарникова. Чай? Прекрасно. Идемте,

Арина Ивановна. Я всегда пью в девять часов.

Арина Ивановна. Клавденька, пойдем. (Подходит к Инне и, улыбаясь, очень учтиво спрашивает .) А вы-с?

Константин. Мы здесь будем. Хорошо, Инна?

Инна. Все равно.

Константин. Вы нам пришлите сюда.

Арина Ивановна (обращаясь к Кукарниковой). Пожалуйте!

Кукарникова (берет за руку Арину Ивановну). Нам нужно с вами о многом поговорить. Мы матери и поймем друг друга.

Уходят. Клавдия -- за ними.

Катя. А нам, Костя, можно идти?

Инна. Вы не хотите остаться с нами?

Катя. Отчего... нет...

Константин. Мне хотелось бы поговорить с тобой об одном предмете. Они могут потом прийти.

Аня. Мы уйдем.

Обе уходят.

Инна. Это грубо. Сам же говоришь, что они мало воспитаны, и так обращаешься с ними... Нехорошо.

Константин. Ничего. Я тебе буду очень благодарен, если ты ими займешься; они не глупенькие, но положительно невоспитанны. Мамаша разве может понимать что-нибудь в воспитании?

Инна (разваливается на оттоманке). Ну-с, давай секретничать.

Константин. Смотрю я на тебя и не верю глазам: неужели ты у меня в доме?

Инна. Не веришь глазам -- можешь осязать. (Показывает на щеку.) Целуй.

Константин (целует). Ты обворожительна сегодня!

Инна. Как всегда.

Константин продолжает целовать.

(Отстраняя Константина.) Довольно. Сейчас чай подадут... Говори, что хотел.

Константин. Вот видишь ли... (Проходит по комнате и садится на оттоманку к ногам Инны.)

Инна. Я жду.

Константин. Когда чай принесут. (Опять встает.)

Инна. Я не люблю, когда мямлют. Говори.

Константин. Скажи мне: ты любишь меня?

Инна. Люблю.

Константин. Я верю и потому только решаюсь сегодня рассказать тебе... я мог бы совсем не рассказывать, если бы не был уверен в тебе.

Инна. Ты меня пугаешь.

Константин. Повторяю, я мог бы не рассказывать, если бы не был уверен в тебе, но я счел своим долгом рассказать... да притом... я боюсь... слухи и сплетни постоянно искажают факты...

Инна. Я не люблю, кто мямлит. Говори.

Акулина подает чай и уходит.

Константин. Вот видишь ли...

Инна. Это скучно.

Константин. Я скажу прямо. Ты, понятно, настолько умна и настолько знаешь жизнь, что не представляешь себе мужчин какими-то безупречными ангелами...

Инна. Дальше. Вы хотите говорить о вашем бывшем романе? Начинайте прямо с нее... Кто она?

Константин. Вот видишь ли...

Инна. Ничего я не вижу. Кто она?

Константин. У нас здесь жила... моя родственница. Я был моложе, увлекся... думал сделать из нее человека...

Инна. И сделали из нее любовницу?

Константин. Я искренне увлекся, Инна, и, может быть, это увлечение не прошло бы до сих пор, если бы она была другой... Но она оказалась такой мелкой, мещанской натурой, узкой и эгоистичной, что я не нашел с ней ничего общего. Когда же я сходился, у меня были честные намерения: я мечтал образовать ее -- она почти ничего не знала, -- воспитать в ней себе жену по своему идеалу, но из этого ровно ничего не выходило. Каждый день я убеждался в ее природной тупости, в неспособности... ее буржуазные вкусы, наклонности возмущали меня, и я... Мы расстались. Ты, вероятно, услышала бы здесь эту историю в искаженной редакции, и я счел необходимым рассказать тебе.