Сергей Кумыш: Как дети (сборник)

Нас было четверо: папа, мама, старший брат и я. Домашних животных мы не заводили, потому что у папы была аллергия. Меня это всегда немного огорчало: если бы у нас появилась собака или кошка, роль младшего в семье перешла бы к нашему питомцу. Но так как ни собаки, ни кошки не было, младшим всегда и во всем оставался я.

Тем летом, о котором я хочу рассказать, мне исполнилось одиннадцать. Брату было семнадцать. Он сдавал выпускные экзамены, а потом уехал в Москву поступать в театральный институт. Поступив, вернулся домой, чтобы несколько дней в августе провести с нами.

Август был наполнен его непрекращающимися сборами, планами и мечтами. Нам жаль было с ним расставаться – каждому по-своему. И в то же время он так явно рвался туда, что нам ничего не оставалось, кроме как подчиниться бурному натиску его желаний, начать подыгрывать, а потом и по-настоящему включиться в эту, чуть ли не предпраздничную, суету.

Единственным, кто старался хоть как-то сдерживать порывы брата, был папа. Он говорил, что очень скоро брату предстоит пройти через разочарование. И хорошо, если оно окажется легким и временным. Большие ожидания никогда не бывают оправданы до конца. Он знал, о чем говорил, потому что сам был актером.

Впоследствии брат признавался мне, что больше всего благодарен отцу за то, что он, зная все о трудностях актерской жизни, никогда не уговаривал его выбрать другую профессию, не оспаривал его выбора. Он только предупреждал, что судьба любого успешного актера связана с везением; но трудолюбие увеличивает шансы.

Брат запомнил это и никогда не забывал. Именно слова отца не дали ему бросить институт, когда он хотел это сделать, и помогали справляться с неудачами, которых хватает в жизни любого человека. Но для актера неудача – глубоко личное оскорбление.

Несколько дней в конце августа мы провели на даче. Мы всегда уезжали туда при первой возможности. Но конец лета выдался суетным, и нам досталось всего несколько дней.

Именно дача была нашим настоящим домом. Городская квартира так и оставалась квартирой, одним из множества прижатых друг к другу одинаковых жилищ. Она предназначалась для коротких передышек между делами и учебой. Мы приходили и уходили в разное время, завтракали в спешке, ужинали по очереди, лишь изредка собираясь вместе.

На дачу мы приезжали всей семьей. И время, проведенное там, было только нашим. Находясь в квартире, мы помнили о том, что мы семья. На даче мы этой семьей были.

Тем летом мы мало навещали наш загородный дом. Из-за папиных съемок, из-за экзаменов брата. Пару раз папа предлагал, чтобы мама и я поехали туда вдвоем, но без него и без брата в этом не было смысла.

Мы провели на даче всего несколько дней во второй половине августа. Те несколько дней стали последними днями детства не только для брата, но и для меня. Но тогда мы ничего об этом не знали.

Если бы меня попросили описать брата одним словом, я бы сказал – стремительный. Он всегда отличался неуемным характером, но тогда, на исходе лета, его одержимость жизнью и собственными мечтами приобрела мощь настоящего торнадо. Он носился по комнатам, хлопал дверями, заполнял дом своим громким голосом, терпким телесным юношеским запахом. Папа поглядывал на него поверх очков, изредка улыбаясь. Смотрел не строго, особой строгостью он вообще не отличался. Но именно взгляд отца был единственным, что могло хоть немного присмирить этого буйнопомешанного.

В первую же ночь брат буквально извертелся на кровати. Я не знаю, спали родители или нет, но лично мне казалось, что весь дом ходит ходуном от его неистовых телодвижений.

– Ты можешь успокоиться? – попросил я его, вполне вежливо.

Брат ничего не ответил, но на какое-то время затих. Правда, совсем ненадолго. И я опять услышал шорох его одеяла и нервное сопение.

– Че ты кряхтишь, как дед старый? – спросил я уже более раздраженно.

Он снова промолчал. Уж лучше бы что-нибудь говорил, может, хоть перестал бы ерзать. Но пляски на соседней кровати продолжались.

– Придурок, – сказал я и отвернулся к стене.

В следующую секунду на мою голову приземлилась его подушка. Я не стал ничего на это отвечать, так и заснул с подушкой на голове. На чем в ту ночь спал он, я не знаю.

Проснулся я от его голоса, доносящегося с первого этажа. Брат сообщал всему дому, что, пока мы просыпаемся, он пойдет купаться, как раз успеет обернуться до завтрака. Такой вот будильник, который не нужно заводить, только периодически кормить и одевать. Потом хлопнула входная дверь, и он с грохотом сбежал с крыльца.