Аширмурад Мамилиев - Пьесы

К е л ь д ж е. Я говорю серьезно, Калин-ага. Вообще-то это обыкновенный чабанский посох — из тамариска. Но в тот год, когда у нас был голод, я этой самой палкой продырявил всю землю у нас в ауле и обнаружил столько запрятанного байского зерна, что после этого односельчане сказали про мою палку — золотая.

К а л и н и н. Ах, вот оно что! (Берет палку в руки, рассматривает.) Значит, золотая? А что, если мы передадим эту палку в организуемый добровольческий отряд Гельды-Батыра? Пусть они прикрепят к ней свое красное знамя. Красное знамя на золотой чабанской палке! Это символично!

Г е л ь д ы - Б а т ы р. Товарищ Калинин, по-туркменски золотой и красный — одно слово. Так что это будет красное знамя на красной палке.

А н т о н о в. А отряд предлагаю назвать — «Краснопалочники».

К а л и н и н. Неплохое название.

К е л ь д ж е. Раз такое дело… Это самое… Я тоже записываюсь к вам. Уж лучше к вам, чем в капратил Курбана-Тилькичи.

Г е л ь д ы - Б а т ы р. В отряде старикам делать нечего, Кельдже-ага.

К е л ь д ж е. Как это — нечего? Палку мою берешь, а меня самого, значит… это самое?.. Несправедливо! Скажи ему, Калин-ага!

К а л и н и н (улыбчиво) . Я на стороне стариков. Я ведь и сам уже, как говорится, не первой молодости.

К е л ь д ж е (после паузы, задумчиво) . Это самое… Как же это вышло? Пришел вроде в поисках своей верблюдицы — и вдруг стал нукером Гельды-Батыра!

А н т о н о в (усмехается) . Да, неожиданный поворот!

К а л и н и н. Я бы сказал — революционный поворот!

К е л ь д ж е. Вообще-то я давно сыт по горло этими ружейными выстрелами, но… раз надо… Калин-джан, прошу тебя, прежде чем я возьму в руки винтовку, благослови меня на ратные подвиги.

К а л и н и н. Гельды-Батыр, Георгий Николаевич! Уважаемый Кельдже! Пусть выстрелы, которые вы, краснопалочники, сделаете, защищая дайхан от басмачей, станут последними выстрелами на земле туркменского народа, совершившего решительный и важный поворот в своей судьбе, в своей истории!

З а н а в е с.

Комната в здании исполкома районного городка.

М а р и я сидит одна, пишет, изредка мурлычет что-то про себя.

За окнами сумерки.

В комнату заглядывает С а х р а г ю л ь и тотчас исчезает. Затем раздается робкий стук в дверь.

М а р и я. Да, войдите!

Стук повторяется.

Я сказала, войдите! (Встает, открывает дверь.) Прошу вас, смелее, смелее!

Входит С а х р а г ю л ь.

С а х р а г ю л ь. Неудобно как-то… Я не помешала тебе, сестра?

М а р и я. Нисколечко! Садитесь. Слушаю вас.

С а х р а г ю л ь (садится на краешек стула) . Я пришла…

М а р и я. Вы не смущайтесь. У вас, наверное, какая-нибудь жалоба?

С а х р а г ю л ь. Нет, нет… Я не жаловаться пришла. Просто так… На сердце тревожно… Понимаешь, сестра?

М а р и я. Понимаю. Очевидно, кто-то вас обидел? Говорите, не стесняйтесь, тут, кроме нас двоих, никого больше нет.

С а х р а г ю л ь. Да нет, никто меня не обидел. Я в лавку иду — за керосином. Думаю, дай зайду… спрошу…

М а р и я. Как вас звать?

С а х р а г ю л ь. Сахрагюль.

М а р и я. А меня — Мария. Давай я тоже буду говорить тебе «ты»! Хорошо?

С а х р а г ю л ь. Конечно, Мария.

М а р и я. Так что у тебя стряслось, Сахрагюль?

С а х р а г ю л ь. Понимаешь, Мария, прошла уже неделя, как мой муж не появляется дома…

М а р и я. Бросил тебя? У меня такая же история…

С а х р а г ю л ь. Что ты, что ты, сестра! Упаси аллах! Просто утром он сел на коня, сказал: вечером жди… И вот уже прошла неделя… Дома он говорил мне про какой-то отряд… Говорил, нужны храбрые нукеры для отряда, нужно оружие, нужны хорошие лошади… Соседи сказали мне: иди в исполком, Сахрагюль, они все знают…

М а р и я. Как звать твоего мужа?

С а х р а г ю л ь. Гельды.

М а р и я. Гельды?!

С а х р а г ю л ь. Да, Гельды. Он мой муж.

М а р и я. А по отчеству? Как звать его отца?

С а х р а г ю л ь. В округе все зовут его Гельды-Батыр.

М а р и я. Ах, Гельды-Батыр?! Он жив-здоров. Его срочно вызвали в Ашхабад. Сам товарищ Калинин вызвал. Оказывается, он знает твоего мужа, Сахрагюль.

С а х р а г ю л ь. Слава аллаху! Значит, жив мой Гельды?! Время очень нехорошее, Мария… Опасное…

М а р и я. С твоим джигитом ничего не случится, Сахрагюль. У него есть голова на плечах.

С а х р а г ю л ь. Дай аллах, чтобы все было так, как ты говоришь, сестра! Пусть до всевышнего дойдут твои золотые слова! А я сижу дома одна и жду, жду… Еще один день прошел. На сердце — камень. Понимаешь, сестра?