Игорь Соболев - Моя деревня

П р о н и н а. Ладно! Завтра соберем собрание, там и поговорим.

И р и н а. Нет уж, чего до завтра тянуть? Опять новые эксперименты? Мало нам было хлопот с одной фермой, теперь другую заботу на нашу голову заводите? Может, хватит, а? Может, поживем хоть малость в спокое?

П р о н и н а. Спокойными будем, когда станем покойниками.

Ф о м и н. Сомневаюсь…

П р о н и н а. Не дурачься, и так не умен. А чего сомневаться-то? Дело это надежное! Проверенное! И доход нам большой, и государству прибыль. Под Москвой, под другими городами проверено. Свежие овощи зимой. Только выращивай и продавай.

Ф о м и н. Люди! А ведь она нам покоя не даст. И чего тебе неймется? То пастеризаторы, то молоколиния, то комплексы, то скреперы! Теперь какие-то парники удумала. Ведь подорвемся мы! Так я говорю?

П р о н и н а. За твоим языком не поспеешь босиком. Смотрите-ка, Авдей Фомин заговорил! Значит, дело верное! Ну, пошли на свадьбу! Давно нос чешется! Ребятки, растяните мехи!

И запела широкую русскую песню: «Когда б имел златые горы…»

Площадь пустеет. Только звучит песня.

Последними со сцены уходят Новиков и Виноградова.

В и н о г р а д о в а. А что, Валентин Петрович, повезло у нас здесь народу с председателем?! Правда?

Н о в и к о в. А председателю с народом? То-то же!

Из левой кулисы появляется П р о н и н а.

П р о н и н а (с усмешкой) . Немудрено голову срубить — мудрено приставить.

Подходит К о л е с о в. В стороне стоит Ф о м и н.

К о л е с о в. Лихо меня отшила, Фомину мозги вправила, а самой хоть плачь — одна-одинешенька.

П р о н и н а. Эх, Михаил! Кроме смерти, от всего вылечишься. Спасибо, милый, что всколыхнул былое. Дай я тебя поцелую, помощник. (Обнимает и целует его в щеку.)

Ф о м и н. Во, во! А еще начальство! Разврат!

П р о н и н а. Авдей! Набивай нос табаком — в голове моль заведется.

Ф о м и н. Да ведь срам.

П р о н и н а. Вот так, как его, я и тебя поцеловать смогла бы, коль ты б так же работал. Идем на свадьбу, к молодым. Напою бесплатно, от пуза. Не веришь?

Ф о м и н. Нет. Верю. Вот теперь меня от ласки на слезу потянуло.

П р о н и н а. Полно. Пришло время плач на смех менять. Пошли, что ли, погуляем. Ведь заслужили!

Все выходят. Громко звучит песня.

З а н а в е с.

Ч е р н о в а Е к а т е р и н а М а к с и м о в н а — доярка, Герой Социалистического Труда, депутат облсовета. Красивая женщина.

К у з ь м а П е т р о в и ч — ее муж, инвалид войны, сторож в раймаге.

Л а р и с а — их младшая дочь, доярка.

К и с е л е в Н и к о л а й И в а н о в и ч — бригадир животноводческой фермы.

Б о б р о в А н а т о л и й С е р г е е в и ч — механизатор.

Ж е н ь к а — студент-дипломник.

С а б у р о в А н д р е й И в а н о в и ч — парторг колхоза.

М а т ь К у з ь м ы.

П р е д с е д а т е л ь.

В сценках и эпизодах:

В а с и л и й — старший сын Черновых.

М а р и я И в а н о в н а — работница сельхозуправления.

Д о я р к и, г о с т и, о ф и ц и а л ь н ы е л и ц а.

Наши дни. Далекое село.

Лето 45-го года. Светлый день. Дом Черновых, полно народу за столом. Во главе стола сидит с забинтованной рукой К у з ь м а, рядом с м а т е р ь ю. Слева от него сидит молоденькая, повязанная платочком К а т ю ш а К о л о с к о в а — невеста Кузьмы. К и с е л е в, в полуфлотской одежде, стоит, высоко подняв стакан с вином.

К и с е л е в. Дорогие товарищи, граждане односельчане! Вот и дождались мы светлого дня: еще один наш, деревенский, наш герой-танкист, механик Кузьма… Петрович Чернов возвернулся после победы в родной дом. Это очень приятно и радостно! Это значит — еще на одного героя-гвардейца крепче стал наш колхоз «Красный партизан». За Кузьму! Пей, Кузя!

К у з ь м а (смущенно) . Да я, братцы, и на фронте-то в самую лютую стужу свои положенные сто граммов водителю уступал…

Г о л о с а. Ну как так можно?

— В такой день — и не причаститься?!

— Пей, Кузьма, не обижай!

— Может, тебе наша самодельная не ндравится? Есть казенная…

М а т ь. Не дожил батя до этого светлого дня, еще в первые дни на границе полег, а то бы порадовался, на тебя глядючи… Выпей, сынок!

К а т ю ш а. Выпейте, Кузьма Петрович, меня хоть уважьте!

Кузьма выпил залпом, захлебнулся, не может перевести дух.

М а т ь. Это хорошо, Кузенька, что к этому зеленому змию не пристрастился…

К у з ь м а (переведя дух) . Простите, люди, но врачи мне в госпитале сказали, что, пока раны окончательно не подживут, об этом деле и думать не смей!