Игорь Соболев - Моя деревня

С е в е р о в. За вами тост, любезная хозяюшка.

П р о н и н а (поднимается с рюмкой в руках) . Поздравьте нас, Евгений Павлович и Дмитрий Андреевич! Кончаем мы с тяжким ручным трудом. Сейчас пойдем на пробный пуск. Поздравьте и выпейте с нами за этих и других простых людей, что полмира кормят и поят. Ну? Поздравьте же!

С е в е р о в (кланяется) . Спасибо вам, родные! (Кольцову.) А вы? Ну что же вы? Митя! Эх, Митя, Митя!

Кольцов гордо выходит из дома.

К о л е с о в. Таким, как Митя, сразу трудно все выучить. Но я репетитор опытный. Я его к следующему разу подготовлю! (Пьет.)

Пронина встает.

П р о н и н а. И рада бы заплакать, да смех одолел. Пошли!

З а н а в е с.

Декорация первой картины. Решительно входит П р о н и н а, за ней следом — С о л о в ь е в, И р и н а и д е в у ш к и - д о я р к и.

П р о н и н а. Я в сотый раз говорю тебе, Егор, поезжай на станцию и освободи вагоны, я за простой штраф платить больше не буду!

С о л о в ь е в. А если сделать такую комбинацию. Начальнику станции для приусадебного участка нужны минеральные удобрения. Ну что нам стоит подкинуть ему пару тонн этого товару, а он взамен нам тоже пойдет навстречу… Эдакий айнгешефт!

П р о н и н а. Прекрати ты заниматься этими авантюрами!

С о л о в ь е в. О боже мой! (Уходит.)

П р о н и н а. Ну что, мои хорошие? Все то же?

И р и н а. Надои падают, коровы хиреют.

Д е в у ш к а. Кто придумал эту инструкцию?

И р и н а. Нам в следующем месяце нечего получать будет в колхозной кассе.

П р о н и н а. Кто ветрам служит, тому дымом платят.

Д е в у ш к а. Может, будем по-нашему, по-проверенному скотину кормить?

П р о н и н а. Давайте по-проверенному. Только чтоб никто языком не махал. Поняли? Если приедут с проверкой из сельхозуправления, говорите: кормим согласно присланным рекомендациям. Идите.

Девушки уходят. Пронина тяжело опускается на скамью.

Входит К о л е с о в.

Садись, Михаил Михайлович.

К о л е с о в (садится, присматривается к спинке лавочки) . Смотри-ка, тут что-то было вырезано. Сколько лет эта скамья здесь стоит, я вот приезжал к покойной маме, потом к сестре приезжал несколько раз, приходил на эту лавочку, а не замечал.

П р о н и н а. Ты и меня стороной обходил во время этих приездов. Не мог простить?

К о л е с о в. Нет. Все сложнее. Мы просто стали другими.

П р о н и н а. Да, мы совсем не те, что когда-то сидели на этой лавочке, до войны.

К о л е с о в. Вот смотрю сейчас на твои глаза и не пойму, какие они у тебя. А? Оленька… Андреевна?

П р о н и н а. Мы с моей кошкой Муркой близнецы трехцветные. (Грустно смеется.)

К о л е с о в. Нет. Самое главное в них — ласка. Ласковые у тебя глаза. Очень.

П р о н и н а. Это беда моя большая. Веришь ли, Миша, смотрю я на мужиков наших, иному бы по шее надавать, а тут эта ласка, эта непрошеная жалость к нему: «И чего ты такой бестолковый человек, жизнь на чепуху расходуешь? Ведь жизнь!!! А ты ее прогуливаешь, пропиваешь!» И не знаешь, как с такими быть… А добрые глаза оттого, что пережили мы тут много. Я знаю, знаю. И на заводах, и на фронтах, может, еще труднее было, но ведь каждому кажется, что более него никто и не переживал в жизни! Молодухами работали на той самой ферме, что нынче механизируем. Это нынче! А тогда? Все на себе, вода на себе… И навоз, и корма.. И каждое утро — вместе с воем голодной скотины — вой очередной вдовы. А вдовам тогда всего по двадцать годочков было. Да полно об этом.

К о л е с о в. Нет, вижу, что в тебе за эти годы кроме доброты и ласки много и беспокойства появилось.

П р о н и н а (тяжело вздохнув) . «Беспокойства»… Иной раз бегаешь-бегаешь по разным там главкам да трестам, а толку нет! Обидно, Миша.

К о л е с о в. Жизнь не стоит на месте, меняется, совершенствуется.

П р о н и н а (вздохнув) . Жизнь… А зачем я живу? Зачем меня мать, Анна Ильинична, в трудных муках на свет принесла? Зачем? Чего суечусь? Чего добиваюсь? На кон черт этим Иркам да Егорам Соловьевым та механизация? Я для них разорвись надвое — скажут: а что не начетверо? Что мне, больше всех надо? Ведь и награды есть, и почести разные, и чего меня несет на рожон?! Тому нужно квартиру — я! Этому кирпич или ребенка в ясли устроить — я! А тому и вовсе ничего не надо, а пишет, требует — и снова я! Будто у меня и своей-то жизни нет, а только хлопоты обо всем белом свете! Нет! Бестолковая, беспокойная, вздорная женщина!!! Ведь когда-то умру, стану прахом, все станет тленом… и не увижу, что после моего пребывания на этом свете людям стало легче, светлее, красивее жить! Все спешу, все лечу как угорелая кошка, а люди смотрят и про себя смеются — чумная! Ну почему? Может, плюнуть на все и пожить, как иные, спокойно, размеренно, по режиму да без нервотрепки? Нет, не укладывается в моей голове такой образ жизни. Я ж человек, а не корова, которую поставь в теплый хлев, накорми вволю — она и довольна. А? Нет! Ненавижу!!! Почему мне спокойные люди, Миша, спокою не дают?! А тут еще Митька… Вот напасть на мою голову!