П р о н и н а. Ты чего не в клубе, Федя?
Ф е д о р. А ты чего? Я пришел в праздник к ребятам нашим. Хотя какие уж они теперь ребята были бы! Да и праха-то их здесь нет. Только фамилии написаны на камне. Вон твой Михаил третьим стоит…
П р о н и н а. Дай мне одной остаться, Федя.
Ф е д о р. Не то горе, что у тебя нынче стряслось с этой техникой, а то, что вас, женщин, не бережем мы, не понимаем вашего волнения за всю державу.
Федор уходит. Пронина входит в ограду. Садится на камень. Звучит песня о войне.
П р о н и н а. Сколько лет прошло, а я все жду, глупая, своего неизведанного женского счастья! Тяжко мне, родненький, без твоей руки, ой как тяжко! Хоть бы во сне привиделся, Мишенька! А то и лицо из памяти ушло…
Тихо входит К о л е с о в. Кладет на камень цветы. Пронина приподнимается.
Ты чего, Михаил Михайлович?
К о л е с о в. Слышу, меня кто-то окликает, даже и не поверил, что вы так ласково можете меня звать, а сейчас догадался, что другой, мой тезка, в вашем сердце. Так что простите, Ольга Андреевна, что помешал.
П р о н и н а. Неужто, Миша, все простить мне не можешь?
К о л е с о в. А чем вы передо мной виноваты? Ухаживали за вами мы с Мишей Прониным. Вы предпочли его — и все.
П р о н и н а. Да нет же! Я знаю. Ты любил меня сильно. Очень сильно любил. Я даже испугалась той твоей любви. Боялась, что сгорит она мгновенно, как свеча. А Миша (кивнула на памятник) посмелее, порешительнее был.
К о л е с о в. Не нам его судить теперь. Уже больше тридцати лет, как его нету.
П р о н и н а. А ты обиделся, сбежал из села.
К о л е с о в. Я учиться ведь тогда поехал…
П р о н и н а. Не ври. Я ведь к твоей матери-покойнице всю войну тайком бегала. Она-то мне и рассказала, как ты из-за меня руки на себя наложить хотел…
К о л е с о в. Молодость, глупость это была.
П р о н и н а. Значит, все это неправда? Значит, не в отместку мне женился вскоре…
К о л е с о в. Это уж в конце войны. Да не судьба. Пятнадцать лет всего прожили…
П р о н и н а. Знаю. Где похоронил-то ее?
К о л е с о в. В Смоленске. Все скитался потом по белу свету. Детей поженил, замуж повыдавал. Внуков дождался. А потом такая тоска меня взяла… Вот и приехал. И как увидел тебя, так все прошлое, все самое дорогое, сбереженное в глубоком секрете, и всколыхнулось.
П р о н и н а. Не надо об этом, Миша. Не надо! Прошу тебя! Очень я перед тобой виновата! Суди!
К о л е с о в. И сам судить не буду, и другим не позволю. В общем, как хочешь, Ольга Андреевна! Прости, что помешал. (Уходит.)
П р о н и н а. Ну что, что? Ну, не тебе же это! И не будет больше никогда. Это все старое, забытое — это прощенье мне. А любви прежней не будет. А может, будет?.. Жадной собаке много надо. (Обращаясь к памятнику.) Прости, Миша, недолюбили мы с тобой! Прости! (Поклонившись памятнику, выходит.)
Звучит песня о сегодняшней деревне.
З а н а в е с.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Раннее утро. Кабинет Новикова. Н о в и к о в сидит за столом и пишет.
Голос помощника: «Привезли заграничную цепь».
Н о в и к о в. Давайте скорее.
Входит п о м о щ н и к. Кладет сверток на стол. Новиков разворачивает.
Ну-ка, ну-ка! Подумай, а? Обыкновенная цепь, и все. А анализ?
Помощник подает бумагу.
Так. Ого! Марганец! Эге! Да это только у авиационников доставать… Вот почему она у них такая долговечная!
Звонок телефона.
(В селектор.) Слушаю!
Ж е н с к и й г о л о с. Прибыл представитель Научно-исследовательского института сельского хозяйства товарищ Чайкин Роман Сергеевич.
Н о в и к о в. Спасибо. (Помощнику.) Спрячь в ящик — и никому ни слова! Зови Чайкина!
Помощник выходит. Входит Ч а й к и н.
Здравствуйте, Роман Сергеевич!
Ч а й к и н. Здравствуйте! Что у вас тут стряслось?
Н о в и к о в. Садитесь, пожалуйста.
Ч а й к и н. Благодарю вас. (Садится.) Так что же у вас тут случилось? Что это за категорический вызов через ЦК? Как это прикажете понимать?
Н о в и к о в. А как понимать этот циркуляр?
Чайкин смотрит.
Ч а й к и н. Э, нет, батенька Валентин Петрович! Не моя епархия! Вот вы, как депутат, как член ЦК, встречаетесь небось с министром. Вот ему и адресуйте упреки за этот циркуляр.
Н о в и к о в. Ах, вот как? А тогда скажите, пожалуйста, на основании чьих научных рекомендаций министр издал сей документ? Молчание. Вот так. Целый год «внедряли в практику» под прикрытием ваших «научных обоснований» этот циркуляр. А результат? Вы знаете сумму убытка? Иван Иванович имярек защитил докторскую диссертацию, а сельское хозяйство принесло государству убытки, исчисляемые десятизначной цифрой. За сто рублей у нас судят, когда ж это распространится и не на такие суммы? Вот почему село сегодня к вам предъявляет претензии. Забыли, забросили село. Запустили.
Читать дальше