Леонид Малюгин - Старые друзья

Книппер уходит. Появляется Г о р ь к и й.

Г о р ь к и й. Я уже в Мануйловке. Хорошо здесь, тихо, мирно. Мужики хорошие, грамотные, с чувством достоинства. Читал я им вашу повесть «В овраге». Заплакали хохлы, и я заплакал с ними. Чудесный вы человек, Антон Павлович, и огромный вы талантище! Антон Павлович! Поедемте в Китай! В Ялте вы говорили, что поехали бы. Поедемте!

Ч е х о в. В Китай ехать уже поздно, по-видимому, война приходит к концу. Если война затянется, то поеду, а пока вот сижу и пишу помаленьку. Издатель Адольф Маркс хочет приобрести ваши сочинения и просит меня помочь вступить с вами в переговоры.

Г о р ь к и й. Решительно отказываюсь иметь с ним дело! Он вас грабит, бесстыдно обворовывает. Вас теперь читают в деревне, читает городская беднота. Пошлите вы этого жулика ко всем чертям! Расторгните договор, верните деньги назад.

Ч е х о в. Вернуть деньги? Но как? Я почти все прожил, взаймы же взять негде, никто не даст. Договор с Адольфом Марксом представляется мне собачьей конурой, из которой глядит злой старый мохнатый пес. Невесело, словно женился на богатой.

Г о р ь к и й. Я только что воротился из Москвы, точно в живой воде выкупался. Художественный театр — это так же хорошо, как Третьяковская галерея, как Василий Блаженный. Не любить его невозможно, не работать для него — преступление. Был я у Марии Павловны и у Книппер. Понравились мне они ужасно. Живут просто и чертовски весело! Боюсь, что вам, мой хороший, любимый вы мой человек, от моей радости будет еще грустнее в этой чертовой пустынной Ялте.

Ч е х о в. Можете себе представить, написал пьесу. Ужасно трудно было писать «Трех сестер». Ведь три героини, каждая должна быть на свой образец. Уезжаю в Москву, а оттуда — за границу.

Горький уходит.

(С записной книжкой.) В поезде люкс — отбросы общества.

Появляется К н и п п е р.

К н и п п е р. Как хорошо, что ты вовремя уехал: сегодня четырнадцать градусов мороза. Нынче была репетиция «Трех сестер». Как больно, что ты не увидишь мою Машу, с какой радостью я играла бы ее тебе. (С ролью в руках.) «В прежнее время, когда был жив отец, к нам на именины приходило всякий раз по тридцать — сорок офицеров, было шумно, а сегодня только полтора человека и тихо, как в пустыне. Я уйду… Сегодня я в мерехлюндии, невесело мне… пойду куда-нибудь…»

Ч е х о в. Здесь, дуся, удивительная погода. Так хорошо, что даже совестно. Со мной обедает много дам, есть москвички. Они заводят речь о театре, желая втянуть меня в разговор. Но я молчу и думаю о тебе. Мне уже захотелось в Россию.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «Люблю, люблю… Он казался мне сначала странным, потом я жалела его, потом полюбила. Глупая ты, Оля… Люблю, такая, значит, судьба моя… Значит, доля моя такая. И он меня любит. Как-то мы проживем нашу жизнь?»

Ч е х о в. Ты хандришь теперь или весела? Опиши мне хоть одну репетицию «Трех сестер». Хорошо ли ты играешь, дуся моя? Не делай печального лица ни в одном акте. Сердитое, но не печальное. Люди, которые давно носят в себе горе, только посвистывают и задумываются часто.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «Счастлив тот, кто не замечает — лето или зима теперь!»

Ч е х о в. Здесь, в «Pension Russe», я изучал киевских профессоров — опять хоть комедию пиши! А какие ничтожные женщины… сколько гибнет здесь русских денег. Как идут «Три сестры»? Ни одна собака не пишет мне об этом.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «Трам-там-там…»

Ч е х о в. Я сегодня именинник. Здесь никто не знает об этом, к счастью. Ну как «Три сестры»? Если испортите третий акт, то пьеса пропала, и меня на старости лет ошикают.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «О, как вы постарели! Как вы постарели!»

Ч е х о в. Если пьеса провалится, поеду в Монте-Карло и проиграюсь там до положения риз.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «Когда берешь счастье урывочками, по кусочкам, потом его теряешь, как я, то мало-помалу грубеешь, становишься злой…»

Ч е х о в. Как идут репетиции? Боюсь, что скверно. Я собираюсь в Алжир.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «А уже летят перелетные птицы… Лебеди или гуси. Милые мои, счастливые мои…»

Ч е х о в. О пьесе ты не пишешь, и я подозреваю, что она проваливается.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… златая цепь на дубе том…» Я с ума схожу… «У лукоморья… дуб зеленый…»

Ч е х о в. Здесь стало холодно, и я рад, что уезжаю. Поеду не в Алжир, а в Италию, в Неаполь. Меня утомили «Три сестры» или попросту надоело писать, устарел. Мне бы не писать лет пять, лет пять путешествовать, а потом засесть.