Цезарь Солодарь - Тем, кто хочет знать

О р д у б а е в (входит, слегка прихрамывая) . Ордубаев Шакен Габитович здесь, товарищ секретарь партийной комиссии!

П о л к о в н и к. Мы вас вызывали первым. Почему опоздали?

О р д у б а е в (виновато) . Не вовремя ранили. Царапина. А меня потащили в санбат.

Е ф р е й т о р (замечает на груди Ордубаева ленточки — знаки ранения) . Пятый раз. Где ж это вас, товарищ лейтенант?

О р д у б а е в (застенчиво) . В общем, как раз здесь. (Показывает туда, где сидит Ефрейтор.)

З а т е м н е н и е.

Высвечивается коридор рейхстага. Отсветы пламени. Шум схваток и перестрелки. Н и н а и Л о з о в о й спиной прижались к стене, чтобы не мешать пробегающим с автоматами наперевес бойцам.

Л о з о в о й. Да, новостей у вас много.

Н и н а. У вас больше.

Л о з о в о й. Не все хорошие, Нина. (Как бы стряхнув грустные мысли.) Ну, а… в личном плане? По-старому?

Н и н а. Не совсем.

Л о з о в о й (живо) . Именно?

Пауза.

Н и н а. Помните, у Тютчева… (Глядя прямо в глаза.) «Еще томлюсь огнем желаний, еще стремлюсь к тебе душой — и в сумраке воспоминаний еще ловлю я образ твой… Твой милый образ, незабвенный, он предо мной везде, всегда, недостижимый, неизменный, как ночью на небе звезда…»

Л о з о в о й (поражен) . Нина… Надо поговорить.

Н и н а. Опять через… два года и семь месяцев?

Л о з о в о й. Почему! Дни Берлина, сами видите, сочтены. Давайте… (Озорно.) Давайте условимся, как Швейк!

Н и н а. В шесть часов после войны?

Л о з о в о й. Именно в шесть! После того как… как берлинский гарнизон сдастся! Идет?

Н и н а (недоверчиво) . Идет. А где?

Г о л о с О р д у б а е в а. Товарищ подполковник!

Л о з о в о й (откликается) . Иду, Ордубаев! (Нине.) Знаете где?

О р д у б а е в прибегает.

О р д у б а е в. Алексей, я коммунист! Коммунист!

Л о з о в о й (обнимает его) . Иди, коммунист, кончать фашизм.

Ордубаев уходит.

(Нине.) У Бранденбургских ворот! Понятно?

Гул близкого взрыва.

Н и н а. Понятно. В шесть вечера!.. Ой, как бы нам не разминуться.

Л о з о в о й (убегая) . У меня в руках будет сирень.

Н и н а (вдогонку) . У меня тоже! Слышите, сирень!

Л о з о в о й (издалека) . Буду ждать!

Нина смотрит ему вслед. И не видит, как Полковник и Ефрейтор проводят раненную в руку ж е н щ и н у - к а п и т а н а. Нина оглянулась, но они уже ушли. Шум боя все явственней.

Музыка.

З а т е м н е н и е.

2 мая 1945 года. Уцелевшее здание берлинского учреждения. Одна из наших районных комендатур Берлина. В старинной вазе — сирень. Забравшись с ногами в кресло, К л а р а под гитару поет старинный романс.

К л а р а. «Я встретил вас — и все былое в отжившем сердце ожило, я вспомнил время, время золотое — и сердцу стало так тепло…»

Быстро входит Н и н а.

Н и н а. Распелась! Услышат берлинцы — хороша, скажут, советская районная комендатура!

К л а р а. Прием населения уже закончен… Хотя ты права: надо бы песню советских композиторов, а не такое старорежимное.

Н и н а. Старорежимное? Вечное. Это строки Тютчева. (Взволнованно.) «Тут не одно воспоминанье, тут жизнь заговорила вновь, — и то же в вас очарованье, и та ж в душе моей любовь!»

К л а р а. Ой, Нина, вижу, и в тебе загорелись штатские настроения, да? Понятное дело: ведь берлинский гарнизон — хенде хох! А тут еще эта сирень! Напрочь победила запах гари… Эх, жаль, платьица нету!

Н и н а. Я одно тащу с собой. Еще из-под Можайска.

К л а р а. Дай хоть примерить!

Н и н а (оживилась) . Слушай, а не нарядиться ли мне сегодня?

К л а р а. Офицеру? Ратоян не разрешит.

Н и н а. Почему? Я ведь только в шесть вечера. Пойду в нем к Бранденбургским воротам.

К л а р а (всматривается в нее) . Ой, Нина, какая ты сейчас… привлекательная! (Подозрительно.) И платье надеть хочешь… Можно подумать, на свиданье собираешься.

Н и н а (озорно) . Вполне можно.

К л а р а. Вот видишь, и Героя-женатика тоже забыла! А тогда, на шоссе, я подумала, ты без него зачахнешь… Ах, Нина, это только в театре любовь вечная. Перед самой войной я постановку видела. Про любовь. Называлась «Сильна, как смерть». Преувеличение, да?

Н и н а. Преуменьшение. Как жизнь. Сильна, как жизнь.

К л а р а. Опять занеслась! Вернешься домой — и сегодняшнего… кому хочешь в платье показаться, тоже забудешь… Он из артистов, да?..

Нина молчит.

Везучая ты! Я заведую борщом для берлинских детей, а тебя Ратоян поставил артистами и фильмами заведовать!.. Я заметила, как утром на тебя поглядывал певец из московской бригады. Брюнетик такой. Почему-то одну тебя поздравил с падением Берлина!