Злата Демина - Элвис умер?

ДОК.Я только найду. ( быстро листает страницы книги ). Сейчас…

Сейчас. Нет, не бойтесь! Только не уходите… Вы слышите меня? ( вопросительно кивает ). Ведь слышите? ( она кивнула ).

Ну, и хорошо. Я вам помогу. Правда ещё не знаю как. Вы только не исчезайте. (Пауза) . ( доктор закрывает книгу ). Это, конечно, сумасшествие. Если узнают, они поднимут меня на смех.

( доктор ходит по комнате, смотрит в пол ). Не зная предыстории, течения болезни. Да, чёрт с ним с течением, не зная самой болезни, причины, проявления… Это сумасшествие. Сумасшествие. Ничего не выйдет. Но если получится?! Новое, абсолютно новое. Фрэйд и Юнг так и не поняли женскую психологию… Немая, немая. Кризис мира. Мира не отражаемого в полноценной мере. Мире замкнутом, не воспроизводимом… ( бормочет, уже трудно разобрать слова ). Теперь только защита от него. ( женщине ) Скажите, вы когда-нибудь говорили? Физическое ощущение речи испытывали? Может травма? ( Она покачала головой ).

Пауза.

ДОК.Я знаю, что это невозможно, но если я смогу… Я должен вас расспрашивать: где вы родились, к кому впервые почувствовали влечение, какой цвет вы ненавидите. Всякую подобную чушь. На ней и основано наше так называемое душевное лечение. (Пауза) . Но я не буду вас расспрашивать, было бы очень глупо, я буду за вас говорить. Рассказывать о там же детстве, о чём угодно. И возможно вы вспомните, вы всё вспомните. Думаете я несу какую-то чушь, вы всё поймёте, я вылечу вас, не будет не ночных кошмаров, ни постоянных преследуемых мыслей. Мне интересно сделать это, я должен попытаться. Только не исчезайте. (Пауза) . Садитесь, прошу, садитесь. ( она села ). (Пауза) . Вы только не волнуйтесь. Я не причиню вам никакой боли. (Пауза) . ( улыбнулся ). Хоть я и врач, но у меня щадящий метод. (Пауза) . Хотите чай? (Пауза) .

Она смотрит за ширму, там старая кушетка с небрежно скрученной простынкой. Край свешивается на пол. Подальше, совсем в темноте подушка.

Расслабляет. Наверно тоже давно не спали? Тут иногда столько работы, что с ног валишься, да ещё если погода паршивая никуда отсюда и выходить не хочется.

Достал аллюминевую кружку. Засуетился. Подошёл к ширме. Поднял с пола подушку, забросил её куда-то в угол .

У мня где-то была ещё чашка.

Исчез за ширмой. Шум. Что-то разбилось. (Пауза.)

Вот, что-то похожее.

В его руке большой позолоченный кубок с резьбой и овальными блестящими камнями. Она качает головой, делает отрицательный жест рукой. Он наливает чай .

Ненастоящий, а выглядит убедительно, вполне. Из театра списывают, а я покупаю. Тут все такие вещи. Сколько царей из него пили. Вы даже не представляете. А сколько ещё будет. ( кладёт в кубок три куски сахара ). Пейте, тут холодно. (Пауза) . ( идёт пар из чашки и кубка). С тремя кусками сахара. (Пауза) . С некоторых пор так и повелось. С того времени, как я повстречал того странного молчаливого огромного человека. Как тогда мне казалось. Мои глаза останавливались ему где-то на уровне локтя. Огромная спина в сером вязаном свитере, обрёмканные нитки на рукавах. В его доме и от него пахло жжёными листьями, и чуть щипало глаза. Я пил из его большой аллюминевой кружки обжигающий чай с тремя кусками сахара. (Пауза) . Он нашёл меня в лесу околевшим от холода, зарытым в листья.

Это было где-то под Челябинском. В детстве я слишком поздно начал говорить. Врачи внушили моей матери, что у меня врождённые психические отклонения в связи с родовой травмой. Говорили, что такой ослабленный ребёнок не доживёт и до десяти лет. И чтобы выдержать хотя бы этот срок необходимо быть под постоянным осмотром и лечением. Какого же было их удивление, и безумное счастье моей матери, когда я заговорил, лет в шесть или семь. В ту осень я пребывал в ссылке в очередном лечебном пансионате. Было холодно и ясно. Стеклянный синий воздух врезался в голову и сводил всё внутри. В моём классе было ещё десятка два детей. Уроки для нас были до обеда, после чего мы были свободны от всякого рода заданий. Оставались только процедуры и игры. Оттого обезумевшие от полной детской свободы они носились по парку. Срывали друг с друга шапки, отвешивали оплеухи и подзатыльники. Поскальзывались на листьях, тут же падали, задыхаясь от хохота. Может оттого, что я с самого детства был лишён общения с моими ровесниками, может потому что я был не слишком расторопен, меня не любили одноклассники. И с настойчивостью не упускали любой возможности запустить в меня чем-нибудь плохо лежащим, или едкой шуткой вроде, «Ну, что тюфяк, опять ждёшь своей порции?» В тот день, после обеда всех сытых, раскрасневшихся и чуть сонных вывели на прогулку. Помню, холодный воздух после горячего обеда обжигал нос и всё внутри. Старая надзирательница с толстым задом недовольно щурилась от солнца, и растопырив руки, пыталась направить стадо в нужную сторону. «А ты что опять в стороне?!»- крикнула мне случайно наткнувшись. Совсем скоро визги, крики, толчки стали глуше. Я стоял на месте. Наконец, я уже слышал только скрип высоченных стволов, какой-то далёкий лесной стук, и шуршание листьев под ногами. И в ту минуту мне стало так легко и свободно, что я побежал. Мне казалось, что не я это бегу, а что-то вырвавшееся из меня. Я бежал. Вокруг рябили белые стволы, желтые листья с синими рваными пятнами. Так я бежал очень долго. Мне казалось, что я могу бежать всю жизнь. Но неудачный сук всё испортил. И я вдруг увидел длинный коридор из стволов сужающийся где-то в далёком ослепительном синем просвете. Я двигал руками и ногами как перевёрнутый жук, загребая не себя большие листья. (Пауза) .