Стриндберг. Вскоре после вашего... отъезда из Гре.
Давид. Ах, тогда.
Стриндберг. Именно тогда.
Шиве (занимается кофе, с любопытством) . Когда, вы сказали, она написана?
Стриндберг (разглядывает его с задумчивым видом) . Господин Шиве. Шиве. У вас ведь и имя тоже должно быть?
Шиве. Вигго.
Стриндберг. Так. Вигго. (Мрачно.) Вигго Шиве. Не слишком благозвучно. (Берет себя в руки.) Но вы все же мужчина. С вами можно говорить. Преступники, обезьяны и женщины — существа инстинктивные. А с мужчиной можно разговаривать. Понимаете?
Сири. Кивните в знак согласия, доставьте удовольствие малышу Стриндбергу. Мы не обидимся.
Шиве чувствует себя крайне скверно, пытается изобразить улыбку и, тряся головой, с тоской смотрит на дверь.
Стриндберг (чрезвычайно деловым тоном) . Я написал пьесу после того, как вышвырнул фрёкен Давид и ее в равной степени склонную к лесбиянству подругу Софи из нашего добропорядочного дома в Гре. (Внезапно с восторгом восклицает.) Приключения маленького Вигго в ночь перед Рождеством!!! Нашел! (Абсолютно спокойно.) А затем написал пьесу. Все очень просто.
Шиве (ничего не понимает) . Вышвырнули? За что?
Сири (полностью смирившись) . Ради Бога, не смущайся. Рассказывай. Каждый раз, когда я тебя слушаю, у меня дух захватывает. Горстка фактов и захватывающий дух обман.
Шиве. Но... вы, надеюсь, не подняли на нее руку... это было бы не совсем по-рыцарски, господин Стриндберг...
Стриндберг. Пожалуйста, постарайтесь понять (все больше обращается к Шиве, с мольбой в голосе, крепко зажмурив глаза) , господин Шиве, постарайтесь понять мое положениев те годы. Жить в полной изоляции, за границей, словно в кромешной тьме... в окружении этих... не женщин, нет, а страшных, хлопающих крыльями летучих мышей... (умоляюще) господин Шиве, ведь вы понимаете меня, когда я говорю, что мне страшно... вы сами разве не боитесь... (орет) боитесь, я знаю, до чертиковбоитесь, вот и оставляете за собой повсюду навозные кучи просвещенных левацких комплиментов!.. (тихо) летучие мыши в кромешной тьме, вот именно. (Деловым тоном, подтянувшись.) Как бы то ни было. К нам в Гре приехали две подруги из Копенгагена. Мари и Софи Холтен. (Презрительно.) Малыш Оле, как ее потом прозвали! Оле! Этим чертовым мужененавистницам непременно надо навешивать на себя мужские ласкательные имена! Обе — трибады. Одна по литературной части. Другая чего-то малюет. И вот, господин Шиве. Тут все и произошло. Они отняли у меня жену.
Шиве. Господин Стриндберг!!!
Стриндберг. Я терплю их. (Спокойно, с трудом.) Я живу с ними под одной крышей. Я выдерживаю пространные любовные дифирамбы своей жены... прелестному телу... фрёкен Давид... ее груди. Нежности, ласки... я ничего не понимаю. Их не разлить водой, они целуются, беседуют... как будто меня нет... (Чуть ли не с детской обидой.) Мне не говорят, в чем я провинился... и в конце концов я прихожу к выводу, что не виноват ни в чем... просто я не существую! Дети тоже привязались к ней. Мари... Мари... только и разговоров про Мари. И потом, эта извращенная эротика... мне обязательно нужно с кем-нибудь поговорить об этом...
Давид. Правильно. Надо поговорить. Я только сейчас начинаю понимать, насколько это необходимо...
Шиве. А в самом деле необходимо?
Стриндберг. Почему бы нет?
Давид. Совершенно необходимо.
Сири. Для понимания пьесы, которую мы ставим?
Стриндберг (орет) . Хватит нести ахинею про понимание, пьеса про отсутствующего мужа, довольно болтать, заткнитесь, я схожу с ума, начинайте!
Давид. Правильно. Утраченный центр.
Стриндберг. Наступает та самая ночь. Ситуация безумная, опасная. Мари вынуждена уехать... она впуталась... в историю с местной девчонкой, чем навлекла на себя гнев крестьян, она должна уехать. (Почти с отчаянием.) Я, вероятно, мог бы упрятать ее за решетку, подобные действия наказуемы! Но я позволил ей улизнуть. Ради жены и ради... И вот, на прощальном ужине...
Шиве (недоверчиво) . Вы действительно устроили прощальный ужин? После всего?
Стриндберг. Разумеется, черт побери! Как же без прощального ужина! Мы же были добрыми друзьями! И той ночью... всю жизнь буду помнить... шел легкий, прозрачный, ласковый дождик, он перестал как раз на рассвете... (Замолкает, колеблется.) Нетрудно было заметить, что моя дорогая Сири... мне очень жаль, что приходится впутывать и тебя... Хотя ты это заслужила! Посему мне не стыдно!.. Что моя дорогая жена пылает пламенной любовью к очаровательной Мари Каролин Давид.
Читать дальше