Иван Кычаков - Гонцы весны

С о с и п а т ы ч. Так, Владимир Ильич, так! От этого зарева и на душе светлее! Коней-то я пригнал. Едем, што ль?

И л ь и ч. Едем!

З а т е м н е н и е.

За сценой слышен Пашин тоненький голос: «Сирота я, сирота…» Часть заднего двора. П а ш а с ситом в руках идет к погребу.

П а ш а. Ой, темно-то как. Хоть глаз коли. И зачем ей сейчас клюква понадобилась. Утром бы принесла. (Поет.) «Сирота я, сирота…» А в темноте, говорят, в завозне буканушка живет. Страшный, с длиннющей бородой.

Плач.

Плачет кто-то! Ой, не буканушка ли?! (Крестит темноту.) Свят, свят, свят! Сгинь, буканка, сгинь! (Прислушалась.) Не сгинул! Ну погоди, я вот тебя палкой огрею, будешь знать, как людей пугать! (Взяла палку.)

Но плач усилился.

(Спряталась за угол.) Э-ге-гей! Кто там?

Плач прекратился.

Говори, бородатый, чего разорался?

Г о л о с М и н я я. Паш, открой, открой скорее, замерз я!

П а ш а. Минькин голос! Ох и хитрый буканушка. Минькой прикинулся. Я, буканка, на тебя не посмотрю — огрею палкой, чтоб зря добрых людей не пугал.

Г о л о с М и н я я. Да это я, Минька. Открой, Пашка, слышишь!

П а ш а (открывая дверь) . Кто это тебя запер?

М и н я й. Зацепин.

П а ш а. Ой, а у него мельница сгорела. Архип поджег. Ловят его.

М и н я й. Так и надо Зацепину… Ой, Паша, худо наше дело. Зацепин же за Ильичем следил. Понятно? А тут Архип подвернулся. Зацепину главное — Ильичу срок надбавить. Вот и думаю — знает он, что наши к Ванееву поедут, или не знает?

П а ш а. Неужто знает? Тогда беда… Ой, а ведь Заусаева-то тоже нет. Значит, ловят они их! Что же делать, Миня?

М и н я й. Предупредить надо.

П а ш а. Да кто же предупредит? Как? Господи! Тут пожар, тут Минька в сарае, ничего не пойму.

М и н я й. Вот что. Неси мне хорошие рукавицы. Овчинные. Поняла?

П а ш а. Поняла. Только…

М и н я й. Не разговаривай! Неси. Да смотри, чтоб никто не увидел.

П а ш а. Иду-у! (Убегает.)

М и н я й. Ничего, ирод. Я тебе Ильича нашего не дам. А за ухо еще припомню. (Берет узду и уходит на конный двор.)

Слышен его голос: «Игренька, тпрусь, тпрусь, стой, родной!»

Вбегает П а ш а с рукавицами.

П а ш а. Нету! Сгинул, как сквозь землю провалился! А может, это и был буканка в Минькином образе?

Вбегает М и н я й. Паша прячется.

Тута я. (Нерешительно подает рукавицы, приглядывается.) Значит, сам поедешь? А успеешь?

М и н я й. Я короткую дорогу знаю. Через протоки.

П а ш а. А вдруг наледь?

М и н я й. Игренька разглядит.

П а ш а. А вдруг волки? Смотри, задерут.

М и н я й. Не задерут.

П а ш а. Ой, мне и то страшно, а ты…

М и н я й. А забыла, что говорили, — всегда ему помогать. Ну, то-то… (Уходит.)

Слышен удаляющийся топот копыт.

П а ш а. Уехал… Ох и парень растет. Одно то, что грамотей, а другое — отчаянный, не приведи господь!

З а т е м н е н и е.

Домик Ванеева. В а н е е в полулежит на кровати, тихонько наигрывая на гитаре. И л ь и ч ходит из угла в угол. С о с и п а т ы ч — у двери (иногда он выходит на улицу поглядеть коней).

В а н е е в. Заря… Пламя… Луч… Нет, не то, все не то!

И л ь и ч (соглашаясь) . Не то… (Пауза.) И вообще, что случилось? Ссылка? Три года? Неплохо. Могло быть и хуже. В итоге: ни одного подвига, зато тесная связь с рабочими. А это важнее всяческих «подвигов». (Увидел в углу котомку.) Что это?

В а н е е в (не отвечая) . А глушь?

И л ь и ч (поднимая котомку) . Никакой глуши нет. Письма идут из тридцати адресов. Мы связаны со всем миром. (Роется в котомке.) Сухари, ложка… Шерстяные носки… (Взглянул на Ванеева, запел «По диким степям Забайкалья…».) Так, значит, приготовил суму и задумал стать бродягой?

В а н е е в (будто не слыша) . А что, если газету назвать — «Вперед, к свету!».

И л ь и ч (роясь в котомке) . Постойте, постойте, тут есть даже маршрут. (Рассматривает бумагу.)

С о с и п а т ы ч (неожиданно) . Зарница!

В а н е е в. Что, что вы сказали?

С о с и п а т ы ч. Красивая она бывает — зарница. На сенокосе лежишь в шалаше, а она играет. Далеко… у самых гор.

В а н е е в. Молодец, Сосипатыч! Правильно! Так и назовем: «Зарница»! Володя, ты слышишь?

И л ь и ч. Ваша зарница, Сосипатыч, никуда не годится. Сами же говорите — где-то там, далеко. Нет, нет, нам нужно близко и по-настоящему ярко! (Показывает Ванееву маршрут.) Маршрут побега? Что же это такое?!

В а н е е в. Володя, я не могу больше здесь оставаться. Эта глушь, эти снега… Жить и ничего не делать. Мечтать о газете и даже не иметь названия… Не могу!