Александр Мынто: Пересвет

Сделаешь мне такую кольчугу, дам тебе вольную…

А не сделаешь — сам отрублю тебе твои золотые руки!»

Челубей вышел прочь, сильно хлопнув дверью, а Степан вздрогнул от этого и как-то печально обозрел выложенную степным камнем опустевшую кузню…

Мария : «Ежели бы мне засветило попасть на родную землю нашу да вдохнуть эту пьяность лесов ароматных, то я бы тоже соделала все, что возможно, лишь бы тольки вкусить эту сладость свободы!..»

Степан со слезами в глазах соглашаясь кивал ей своей головой…

На пасеке. Дядя Александр, Пересвет и Иван наелись вдоволь меду и, развалившись на травушке, готовы были окунуться в сон, но если бы не этот разговор…

Иван: «Егда хана Хидыря зарезал его старшой сын Темир-Ходжа, то наш владыко Алексий враз и прозрел, что в Орде резня зачинается!..

Слава Богу, мы сподобились вывезти из Сарая отрока нашего княжича Димитрия! Спустя две седмицы Темира-Ходжу зарезали его родные братья, и тольки для того, чтобы на ханский трон воссесть!..

А суздальский князь Митрий Кстиныч осталси в Сарае дожидать свой ярлык на великое княжение Володимирское».

Дядя: «Бають, что он ужо вернулся из Сарая с ярлыком от хана Навруса! Дядя увидел, что к пасеке приближается вооруженный всадник.

Кажись, к тебе, Иван, вестоноша. Неужто из Москвы?!»

Иван приподнялся, посмотрел, соглашаясь кивнул головой, поспешновстал и побежал навстречу всаднику.

Пересвет : «Крестный, а какая она эта Москва?! И почему про нее

теперича дюже много бають на Руси? Неужто так хороша?!»

Дядя : «А Москва, сынок, уже потиху бьется, аки молодое сердце Руси нашей Матушки… Митрополит Алексий и престол свой митрополичий из Киев-града на Володимирскую Русь во Москву перенес!..»

Иван видимо уже прочитал грамоту и с озадаченным видом подходил к ним. Дядя смекнул и говорит: «Иди, Пересвет, предложи ратнику водицы испить да медом угости его».

Пересвет берет ивовую тарель с медовыми сотами, кленовое ведерко с водой и направляется ко спешившемуся ратнику.

Иван(дяде) : «Таки когда, ты баял, вы с обозом пойдете по Десне?»

Дядя : «Дык, завтря и отчалим. У нас готовые лодьи, да груженые стоять под Свенскою под церквой. А тебе пошто?»

Иван : «Так я, пожалуй, вместе с вами поплыву на Киев-град. Мы же мимо Чернигова и мимо Новогорода Северского, мы таки батя поплывем?»

Дядя : «Все такоже и есть! К нам еще Трубчевские лодьи прилепятся, тоже груженые под завяз товаром, на Киев-град».

Иван(кричит Пересвету) : «Пересвет, поди-к сюда».

Дяде : Митрополита Алексия в Киев-граде схватили, да в яму бросили. Ведомо, что по указу самого Ольгерда, великого князя литовского!…»

Дядя : «Ох, чуял я, что вся эта блудня литвинская обернется таки

большою бедою для русов!..»

Подошел Пересвет.

Иван(Пересвету) : «Скажи ратнику, чтобы ехал к матушке нашей. Пущай тамо покормитца, отдохнеть да коня сменить, а я ему на оборотный путь ответную грамоту исправлю. Дяде : Крестный, у тя писало тута имеется?»

Дядя : «Да, есть тамо, в избушке. Пишу свое потиху.

Може, и польза кому будет от оных писаний!..»

Иван(Пересвету) : «Сполняй!..»

Пересвет побежал к ратнику, а Иван с дядей, оживленно беседуя, двинулись к избушке, возле которой на лужайке пасся конь Пересвета.

В кузне Степана. Он уже починил медную посудину и, по-доброму кланяясь, передавал ее Марии…

Степан : «Принимай, боярыня дорогая, еже надо што справить аль починить, то я для тебя с превеликою радостию!..»

Подошел к котлу, зачерпнул ковшом воду и, глубоко вздохнув(видно, вспомнил что-то), начал жадно пить воду.

Мария : «Ну что, Степан, остыла твоя кузня, обезлюдела?»

Степан : «Дык, скольки можно?! Почитай двенадцать лет без передыху пыхтели. Все оружие твоему хозяину ковали да копья, да стрелы, да ковань разную. И для лошадей, и для возов обозных, и для стругов, и для лодей чепи да якоря. А, почитай, все мастера за ето время тута и спалилися. Я кажен год их в землю чуждую закапывал. Вот такушки за кузней и хоронил я их рядком. А яко же? Русичи все были, хочь и рабы-пленники, а все одно – воины Христовы!..»

Эти слова прозвучали в пустой кузне как-то гулко, объемно и с переливистым эхом. Степан развернулся к свету, широко перекрестился и поклонился до земли. Не ведаю, аки сам еще целым осталси…