Аркадий Марьин - Видимо-невидимо

Генрих : Да они просто боятся бунта!

Анна : Чего, простите?

Генрих : Бунта. Внезапного и беспощадного. Вдруг мы будет чем-то недовольны, и начнём бунт, воспользовавшись ножами и вилками.

Семён : Ну, Модеувкович, ты в своём репертуаре. Вот скажи, ты чем-нибудь недоволен?

Генрих : Ну…

Семён : Я имею в виду здесь, в этом заведении?

Генрих : Всем вроде бы доволен.

Семён : Так чем ты можешь быть недоволен вдруг ?

Генрих : Ну, я думаю… может…

Семён : Ты, братишка, сперва покумекай, а потом уж языком бряцай. Тоже мне, бунтарь!

Анна : Вы, Семён, просто не оставляете Генриху Модеувковичу свободного пространства для мысли. Вы хотите, чтобы все думали как вы?

Семён : Ну, хорошо. Можно предположить, что страна решила резко сэкономить на металле и перестала в экстренном порядке выпускать ножи и вилки. Вот вам ложки и всё, достаточно!

Генрих : Так может государство тоже опасается бунта?

Семён : Вот именно! И головной центр находится именно здесь, а мы являемся активистами подпольной ячейки. А вы, Генрих Модеувкович, ничего неподозревающий тайный предводитель нашего тайного движения «Ложка, вилка и свобода».

Анна : Сколько в вас желчи, Семён. Безжалостно язвите, а не понимаете, чем может обернуться для Генриха Модеувковича подобное отношение к нему. А если понимаете, так это вдвойне преступно.

Семён : Как не понимать. Эмоционально перевозбудится ваш подопечный, отключится, и максимум что произойдёт, так харей об пол ударится. Чего бояться, мы же бессудорожные. У нас приступы спокойно протекают.

Анна : Какой вы всё же чёрствый, Семён. У нас с вами один и тот же диагноз, а ведёте вы себя, словно чем-то лучше других. Будто что-то знаете, чего не знаем мы с Генрихом Модеувковичем. Подобное поведение не заслуживает ни одобрения, ни учтивого снисхождения. Поэтому, Семён, если вы будете продолжать выставлять себя в подобном вульгарном свете, мне придётся оградить себя от вашего общества и ограничиться встречами на совместных утренних процедурах и посещениях столовой.

Семён : Ну что вы сразу, Анна…

Анна : Я пытаюсь подтолкнуть вас к мысли о том, что нам не удастся более разыграть совместно партию в карты. И всё из-за вашего поведения.

Семён : Да понял я, понял. И что вам моё поведение? Просто у меня характер такой.

Генрих : Совершенно очевидно, – если кто из нас и является предводителем тайного движения, так это вы, Семён. Вот у вас характер подходящий. Вы настоящий лидер. И я нисколько не удивлюсь, если мне о вас в ближайшее время поведают что-то секретное и героическое.

Семён : (Тихо, самому себе) Первый партийный мандат я выпишу на твоё имя… (Всем) Извините, друзья, я никого не хотел обидеть, просто немного пошутил. Ну, так как насчёт партии?.. Я имею в виду карты.

Анна : Извинения приняты. А насчёт карт. Я думаю, наша традиция продолжиться уже через несколько минут. Что скажите, Генрих Модеувкович? Вы настроены сегодня на игру?

Генрих : С вами, Анна, я всегда настроен как дорогущий немецкий концертный рояль на сцене столичной консерватории, и готов аккомпанировать вашим любым желаниям…

Семён : Раскраснелся-то как.

Анна : Я ценю ваши комплементы, Генрих, но право, не нужно было сравнивать себя с немецким роялем.

Семён : Давайте, может, будем играть в карты? У меня ладошки уже чешутся.

(Входит медсестра).

Медсестра : Вот они где, наши подопечные. Сытые, в хорошем расположении духа, розовощёкие. Прекрасно выглядите. Здравствуйте, дорогие мои.

Семён : Постараемся, коли не измаемся. Медперсоналу – здравия желаю.

Генрих : Добрый день, Зинаида Аркадьевна, очень рады вас видеть.

Анна : Мне так же приятно, день добрый. Скажите, милая, всё ли в порядке в нашем заведении? Что-то происходит…

Медсестра : Происходит?

Анна : Да, вы знаете, я это чувствую. Что-то начинает меняться в этом доме, явно произойдут какие-то перемены.