Николай Герасимов - Рыцарь зеркального отражения

Чёрная сеточка, латекс, чулки, яркая обводка вокруг глаз, тушь – всё это создавало внешность тела, её посюсторонность для глаз наблюдателя. Внутренности, вошедшие в конфликт со своей противоположностью, часто порождают пустоту. Они либо растворяются в мире объектов, либо просто исчезают, уничтожая и тело, и его внешность. Поэтому важно, чтобы имидж гармонировал с внутренностями. Болезнь не сочетается с праздностью. Попытка нарушить это чревата плохими последствиями – пустотой. Когда усталость накрыла меня с лихвой, и я свалился на диван, передо мной провальсировала пустота только что исчезнувшего тела. Что-то подсказывало мне, что пустота имела женский силуэт. И я не ошибся. Бывает и такое.

***

С Максом мы познакомились случайно.

Два дня подряд я «зависал» у Полины. Запах сканка, скрип кровати, а потом слова-слова-слова. Настольная лампа в дальнем углу комнаты лишь на четверть освещала то, что можно было бы назвать спальней. Пластиковые ящики занимали почти всё пространство. Звонкий голос девушки, её пухлые губы, простыня, сквозь которую были видны её длинные ноги и много слов о будущем. Игру предложила мне Полина. Мы должны были говорить о том, что станет с нами через n-е количество лет. Я всё время молчал и любовался чёрными локонами её волос. Полина рассказывала что-то об эпохе свободы, что-то про то, как мы с ней выйдем на улицу и босыми ногами будем бежать вдоль улиц, пока не устанем. Она была такой энергичной. Мне казалось, что у неё лихорадка.

Я на мгновение испугался и решил проверить температуру – коснулся ладонью её лица. Реакция была поразительной и неожиданной. Она схватила мою руку и не хотела её отпускать. Кожа на её лице была горячей. Я почувствовал, что у неё испарина. Капелька пота скатилась с её лба мне на внешнюю сторону ладони. Когда я захотел силой отдёрнуть свою руку, она заплакала и больно ударила меня в грудь. Какое-то время мы, молча, лежали на разных концах кровати и не разговаривали. Затем она неожиданно легла на меня так, чтобы я мог видеть её лицо. Она сжимала мои запястья своими руками так крепко, что я не мог двигаться. Безумные глаза, искривленный в ухмылке рот и влажный язык, кончиком которого она ласкала свою верхнюю губу. Я хотел спросить о её самочувствии, потому что очень волновался в тот момент о её лихорадочном состоянии. Но она ничего не дала мне сказать. Облокотившись на левую руку и изящно скользнув своей ногой вдоль моего тела, она приняла позу, благодаря которой её губы почти касались моего уха. Она заговорила неожиданно, очень быстро, я не мог улавливать смысл её слов, но некоторые вещи я всё-таки понял. Мир – это не просто так. Полина – это не то, что исчезнет, как только я открою глаза. Мы – это не только Я и Полина.

***

Следующим утром, когда я довольный шёл на кухню, меня встретил высокий парень. Это, пожалуй, единственное, что я смог на тот момент запомнить. На кухонном столе лежали его вещи – тетрадь, отвёртка, книга Шарля Фурье и листовка с изображением мускулистого пролетария, сжимающего шею толстому мужчине в цилиндре. Вещи были разбросаны неаккуратно. На плите стояла кастрюля с кипящей водой.

– Привет, – сказал я робко.

Он промолчал и стал рыться в холодильнике.

– Я говорю «доброе утро», может так тебе нравится больше?

– Зачем мне с тобой разговаривать? – произнёс он и стал поштучно кидать пельмени в кастрюлю с кипящей водой.

– Мы же как бы в одном помещении, судя по всему ты тут живёшь, а я…

– Что «ты»?

– А я как бы, ну вместе с Полиной…

– Я её брат.

– Ах, ну вот! – обрадовался я. – Диалог пошёл.

– Это ты пошёл.

– В смысле? – улыбка на моём лице стала таять, как иней на разорванной упаковке пельменей.

– В прямом. Ты меня утомляешь.

– Никуда он не пойдёт, – улыбаясь, сказала вошедшая Полина. – Он замечательный, он никуда не пойдёт.

Халат. Босые ноги. Её взгляд обладал той ясной самоуверенностью, которой наделены люди, знающие, зачем родились на свет…

***

Я вспомнил, как она была скоростью, светом, длинной нитью, уносящей меня в сладкий сон грёз. Она целовала меня, разливаясь облаком нежности на моём теле. Её губы скользили вдоль изгибов рук, а язык то и дело щекотал кожу моих конечностей. И если мысль материальна, то это точно не про неё. Помыслить что-то – значит ограничить территорию тайны. И Полина никогда такой не будет. И в этом я был уверен точно.

***

Ноги стали моим фетишем ещё в далёком детстве. Что-то странное было в их устройстве. Тогда десятилетним мальчиком я заворожённым взглядом наблюдал за взрослой черноволосой сестрой моего друга. Она уже училась в институте. Главное, что я запомнил в ней – это её длинные, как бесконечность ноги. Они уводили мой взгляд в неизвестность, таящуюся за тканью женской юбки. Я помню, как грациозно моя прелестница шла по улице. Это была сама уверенность. Худые, стройные ноги её изящно сопротивлялись гравитации. Они воплощали собой торжество эволюции и победу прямохождения. Каждый шаг обнажал бедро. Детские любопытство дорисовывало всё, что могло помыслить. Мой друг неодобрительно качал головой, когда я в очередной раз с восхищением смотрел на его сестру. Время прошло, я забыл её. Однако с тех пор, женский силуэт в моём воображении всегда начинал создаваться от своего основания – с пары длинных вытянутых линий.

Читать дальше