Мария Корелли: Сила неведомая

И быть, как Моргана, означало быть, как учат циники, «невозможной женщиной»: независимой от мнений и поэтому «непонятой людьми».

– Что ты на меня глазеешь? У тебя такие огромные глаза!

Моргана, одетая лишь в белую шёлковую ночную сорочку, сидела на краю своей постели, перебирая маленькими розовыми кончиками пальцев торчавшую тонкую оборку её одежды, глядя на красивую широкоплечую девочку Манеллу, которая только что принесла поднос с её завтраком и теперь стояла, разглядывая хозяйку со странным выражением смешанного восхищения и робости.

– Такие огромные глаза! – повторила она. – Словно огромные фары, светящие изнутри твоего мозга-мотора! Что ты во мне увидела?

Загорелая кожа Манеллы вспыхнула тёмно-красным.

– То, чего раньше никогда не видела! – ответила она. – Вы такая бледная и маленькая! Вовсе не похожи на женщину!

Моргана весело рассмеялась.

– Не похожа на женщину! О, дорогая! А на кого же я тогда похожа?

Глаза Манеллы потемнели от усилия выразить свою мысль.

– Не знаю, – сказала она в замешательстве, – но однажды здесь, в саду, мы нашли прекрасную бабочку с белыми крыльями – совсем белыми, и она сидела на алом цветке. Мы все прибежали поглядеть на неё, потому что она была не похожа на всех прочих, виденных прежде бабочек: её крылья выглядели как бархат или лебяжий пух. Вы мне напомнили эту бабочку.

Моргана улыбнулась.

– Она не упорхнула прочь?

– О да! Очень скоро! И через пару часов после того, как она улетела, алый цветок погиб.

– Как ужасно! – и Моргана подавила зевоту. – Это завтрак? Да? Побудь со мной, пока я ем! Ты главная горничная в «Плазе»?

Манелла пожала плечами.

– Не знаю, кто я! Я выполняю всё, о чём меня просят, насколько могу справиться.

– Занятое дитя! И хорошо тебе платят?

– Для меня достаточно, – ответила Манелла безразлично, – но работа мне не нравится.

– А может ли работа нравиться?

– Если работаешь ради того, кого любишь, то несомненно! – пробормотала девушка, словно говоря с самой собой. – Дней не хватит на всю ту работу, которую захочешь выполнить!

Моргана поглядела на неё, и в глазах её блеснул серо-голубой свет. Затем она налила себе кофе и попробовала его.

– Неплохо! – заметила она. – Это ты сварила?

Манелла кивнула и проговорила наугад:

– Смею сказать, что он не так хорош, как должен бы быть, – сказала она. – Если бы с вами приехала личная служанка, то я попросила бы её сварить кофе. Женщины вашего положения предпочитают, чтобы еду им подавали иначе, чем это принято у нас, бедняков, а я так не умею.

Моргана рассмеялась.

– Ты странное, прекрасное создание! Что тебе об этом известно? Что такое по твоему мнению моё положение?

Манелла нервно теребила концы яркой цветной косынки, которую носила завязанной на груди, и на секунду замешкалась.

– Ну, во-первых, это ваше богатство, – сказала она наконец. – Это несомненно. Ваши прекрасные одежды, на которые вы, должно быть, тратите целое состояние! Потом, все гости здесь поражаются вашему автомобилю и водителю, называя его самим совершенством! И всё это заставляет вас думать, будто вы можете заполучить всё, что только можете себе вообразить. А я в этом не уверена! Не думаю, что у вас есть чувства! Не бывает, чтобы вы чего-то страстно хотели и не могли бы этого заполучить, – ваши деньги купят всё желаемое. Они купят вам даже мужчину!

Рука Морганы замерла, когда она наливала себе вторую чашку кофе, и лицо её выразило удивление.

– Купят мне мужчину? – эхом повторила она. – Думаешь, получится?

– Конечно! – подтвердила Манелла. – Если бы вы захотели, а вы, смею сказать, не хотите. Насколько я понимаю, вы – прямо как человек, что живёт на изнуряющей жаре на холме: у него могла бы быть женщина, но он не желает её.

Моргана изысканным движением намазывала масло на свой бутерброд.

– Человек, что живёт на изнуряющей жаре на холме, – повторила она медленно с улыбкой. – И что же это за человек?

– Не знаю, – и огромные тёмные глаза Манеллы исполнились странной печальной задумчивости. – Он чужестранец и вовсе не болен. Он большой, сильный и здоровый. Однако предпочёл поселиться в «доме смертника», как его порой называют; туда гости «Плазы» удаляются, когда уже не остаётся никакой надежды. Ему нравится одиночество – он размышляет и пишет целыми днями. Я приношу ему хлеб и молоко – это всё, что он заказывает в «Плазе». Я стала бы его женщиной. Я бы на него работала день и ночь. Но он не захочет меня.