Мила Менка: Там, где нет любви… Мистические истории со смыслом

Наташа фыркнула и стала собирать стол к завтраку.

Хорошо, что Нина этого не слышала: она ещё не вставала. Решив этим воспользоваться, Вероника Платоновна стала расспрашивать мужа о вчерашнем бале, но Пётр Акимович всё больше рассказывал об официальной части торжества. Романтические грёзы дочери он считал недостойными внимания.

– Представьте, Вероника Платоновна, сам князь Голицын был сражён выходом нашей красавицы. Он сказал, что наша Ниночка – настоящее сокровище, – сказал Красавин, намазывая себе масло на хлеб. – Душечка, налейте чаю, пожалуйста. Да-да – и сахару. Спасибо, душечка.

Он хотел было хлопнуть Наташу по крепкому заду, но вовремя опомнившись, опустил занесённую было руку.

– Кхе-кхе…

– А с кем она танцевала свою первую кадриль? – делая вид, что не заметила намерения мужа, пыталась направить разговор в нужное ей русло Вероника Платоновна.

– Ну, матушка, и задачки Вы мне задаете! Наша дочь пользовалась бешеным успехом у кавалеров. Это была её победа! Триумф!

Глаза Петра Акимовича вылезли из орбит, указательный палец взлетел вверх.

– Не то что те скучающие девицы – дочки Рыкова, – уже спокойнее добавил он.

– Вы хоть заметили – может, она отдавала предпочтение кому-нибудь? – с надеждой в голосе проговорила мать Нины.

– Ну да… Вокруг неё так и вился один чернявый. В карету нас усадил и к ручке без конца прикладывался. Не то художник, не то чего похуже…

– Он ювелир! Папенька, я же Вам говорила! – укоризненно сказала Ниночка, появившаяся в дверях.

Она была в том возрасте, когда для того, чтобы быть красивой, достаточно просто умыться прохладной водой.

Петр Акимович крякнул и, глядя добрыми голубыми глазами на дочь, ответствовал:

– Одним словом, ремесленник! – и шумно хлебнул из фарфоровой чашки, расписанной петухами.

Отпросившись у родителей, Нина ушла навестить приболевшую подругу, жившую неподалеку. Мать хотела послать Наташу приглядеть за ней, но вспомнив фиаско, которое она потерпела по милости этой простой и неуклюжей девушки, передумала. Дав указания по поводу обеда и надев капор мышиного цвета, а также неброский плащ, она отправилась на прогулку – а именно – по известному ей адресу, где жила приболевшая подруга дочери.

К своему стыду, она увидела Ниночку, входящую в парадное. Женщина уже хотела повернуть назад, как вдруг заметила знакомую до боли фигуру. Молодой человек выпрыгнул из пролетки и, дав денег извозчику, вбежал вслед за Ниной в парадное.

«Мой Бог! Это он! Но возможно ли? Скорее всего, сын. И судя по фамилии отца – внебрачный».

Вероника Платоновна сломала лорнет, который от волнения крутила в руках. Воображение рисовало ей самые нежелательные картины развития событий.

«Вероятно, он настиг её на лестнице. Они сговорились…» – сердце бешено колотилось.

Женщина мучилась. Наконец, убедив саму себя, что действует только в интересах дочери, она решительно направилась к дому купца Лещева, где только что скрылась Нина, а затем и её ухажер, который напомнил ей первую и единственную любовь.

В доме было три этажа, и, войдя внутрь, женщина оказалась в холле перед широкой лестницей и услышала, как на втором этаже, где жила Ниночкина подруга, хлопнула дверь. Юноши нигде не было. Неужели он тоже вхож туда?

Консьерж, похожий на моржа, развалился в кресле и, накрывшись газетой, громко храпел.

Снедаемая смесью разнообразных чувств, женщина пошла в сквер напротив и села на одну из скамеечек, точно шпик. Она знала о такой специальности от того же полицмейстера Рязанцева, который не упускал случая рассказать историю-другую из своей полицейской жизни, полной захватывающих приключений.

Ждала она долгое время, по прошествии которого из подъезда вышла Ниночка и пошла в сторону отчего дома.

Но где же Владимир? Вероника Платоновна терпеливо сидела ещё полчаса, но никто так и не появился. Тогда она побрела домой, придумывая различные способы вызвать дочь на откровенность.

К обеду пришел Рязанцев. Вопреки расхожему мнению, что высшие чины департамента полиции непременно красномордые, с торчащими в разные стороны усами, «жадные животные», Рязанцев был худ, бледен и вовсе не носил растительности ни на лице, ни на голове. Хотя сложно было поручиться, что взяток он не брал, сказать, что он относится к разряду продажных шкур, было никак нельзя. Капитон Капитонович имел награды за заслуги перед Отечеством и множественные ссадины и шрамы, нажитые им в то время, когда он только карабкался вверх по карьерной лестнице.