Иван Косолапов - Мир Мрака 2037

Вот и Третья линия миновала. Миновали и начальный коридор поздравлений с возращением, и шквал новоиспеченных баек. Ну, ничего, сейчас жилые помещения пойдут, вот там и начнётся настоящий кавардак. Огромные смотровые вышки со снайперами, ДОТы с пулемётчиками и гранатомётчиками, мешки с песком за которыми прячутся миномётчики и, опять же, пулемётчики, колючая проволока и дотлевающие под серым небом угольки былого костра остались позади. Вот теперь я точно дома.

Серое небо над головой плавно сменилось душной, накуренной атмосферой тёмного коридора. Голоса людей через чёрную дымку еле долетали до меня, но всё равно они были слышны.

Как же приятно услышать знакомую тебе речь там, где ее, по сути, быть не должно. Ведь раньше-то подвалы явно в качестве жилья не использовались. Тёмные, чуть заплесневелые помещения, смотря по возрасту дома, с влажным воздухом, который, казалось, можно было зачерпнуть рукой, в довоенные времена использовались для хранения всяческих продуктов питья и питания собственной «сборки» (варенье, компоты, замаринованные помидоры, малосольные огурцы, картошка и т. д.).

Сейчас же это одно из самых больших бомбоубежищ. Пусть подвалы и не находятся на такой глубине как, например, метро, но для того количества радионуклидов распространенных по Беларуси этой глубины хватает и даже с отдышкой.

Есть и вовсе такие районы, где фон пусть и превышает норму в несколько раз, но по нынешним меркам он не такой уж и большой, именно в таких местах можно селиться хоть на первых трёх этажах здания, если там попадётся дом с таким количеством уцелевших этажей. Потому что после войны обычно попадаются конструкции с двумя или одним «выжившим» уровнем. Вот, например, в доме, под которым поселились мы, осталась только половина первого этажа, хотя вроде бы в четвёртом подъезде он уцелел полностью, но всё равно там никто селиться явно не собирается. Уж лучше здесь, под землёй.

Да и не нам теперь выбирать своё место жительство. Что могли, вначале отхватили, теперь уж поздно что-то менять. Город перестал быть достоянием и гордостью людей, теперь это площадка для совершенно других существ, человеку же в этот тайный и непостижимый мир путь закрыт. Опасно отходить даже на двадцать метров от надёжного убежища, до базы и так обычно долетают отрывистые крики и мольбы о пощаде, взявшиеся непонятно откуда и, скорее всего, аномального происхождения. А когда ты переходишь через заслоны колючей проволоки, так и вовсе это состояние вечного анабиоза и неясности мировоззрения становится ещё гуще. Детский плач и смех, лай собак, гитарное соло, отчаянный крик, переходящий на хрип и «поющий» с ним в унисон грозный рык, а так же непонятное, тихое бормотание и вообще впервые слышимые звуки, о происхождении которых можно только догадываться. Всё это сразу же окутывает и затягивает тебя в свой кокон, как только ты выйдешь за пределы человеческого жилья, за пределы понятного и виданного, за пределы своей психики.

Свет появился неожиданно. Незнающему этих путей человеку он обжог бы сетчатку, к счастью я к этой группе людей не относился. Чуть прищурившись, я смело шагал дальше. Через пару метров меня остановят и попросят отдать оружие на хранение. А вот собственно и оно… Омбал Герман стоял в своём, привычном ему, тесном уголке. Остановив меня жестом руки и приняв второй конечностью протягиваемый мною автомат с ножом, он обратно уселся в своё кресло и стал лениво допивать банку пива, до этого стоявшую возле его ног. Мою же амуницию охранник поставил возле стенки, так и не удосужившись спрятать её в специальный шкафчик, ладно, наверное, потом сделает.

В местах скопления мирных граждан с «железом» за спиной или в руках вообще появляться нельзя, ну, по крайней мере, в Спортивном Соглашении. Как устроено в других государствах мне, к сожалению, а может и к счастью, не известно.

Какофония звуков и запахов стала ещё сильней. Сначала будут первые квартиры подземного общежития. Скоро я замечу плохо нарисованный красный крест над входом в одно из самых больших помещений подвала. Потом увижу так же неопрятно намалёванное слово «химчистка», кстати, туда мне и надо будет зайти, сдать одежду, чтобы от радионуклидов и обычной грязи почистили. После чего мне придётся лицезреть и столовую, и оружейную, и казарму, и, даже, бар. Но первее всего этого, конечно же, будет столик с маленьким записным блокнотом на краю и сидящей за ним вахтёршей.

Знакомую лампу с треснувшим абажуром я заметил ещё на подходе. Не молодая женщина подняла на меня карие глаза украшенные очками. И, улыбнувшись, а вместе с этим и хлопнув в ладоши, произнесла: