Ф и л и п п. Ступай! Живи — мертвый!..
Слинков уходит.
М а ш а. Лариса, ты что? Куда ты?
Л а р и с а. Не знаю… Не волнуйся, Маша, ничего со мной не случится. Ничего… Идите в клуб, переодевайтесь, я вас догоню…
Маша, Филипп, Виктор, Хазов уходят, оставив Ларисе фонарь. Пауза.
К Ларисе подходит С л и н к о в.
С л и н к о в. Лариса! Лариса, я знал, что ты будешь ждать меня. Ты верила, что я не уйду, не поговорив с тобой?
Лариса молчит.
Лариса, послушай, я хочу объяснить… Я знаю, что ты любишь меня. Только ты одна не подняла руки… Послушай… С этим письмом… Ерунда же… Была у меня девушка, до того, как с тобой встретились… Была… Давно… Ну, иной раз писал ей — от скуки. Да разве я могу променять тебя на кого-нибудь? Уедем отсюда! Уедем в Сибирь, на Дальний Восток, на Север — куда хочешь. Начнем все сначала. Я смогу, увидишь…
Л а р и с а. Уедем? Куда уедем? Куда ты от своей совести уедешь? Борис! Еще есть возможность… Вернись, прощения у людей попроси, у Мефодьева попроси, которого ты, как и всех нас, предал.
С л и н к о в. Может, еще прикажешь и на колени перед ними упасть?
Л а р и с а. Да, и упади, упади!
С л и н к о в. Еще раз на посмешище хочешь меня выставить? Ну, нет!
Л а р и с а. Боишься? Оказывается, ты не только подлец, но и трус.
С л и н к о в. Полегче на поворотах!
Л а р и с а. Борис! Если ты не вернешься, не попросишь прощения, то и нам доверия не будет. А потерять доверие у людей — это самое страшное. Как же можно жить без веры в человека? Обо всех нас подумай! Пойдем! Люди поймут, простят…
С л и н к о в. Пусти! Сами из меня мертвого сделали, а с мертвого спроса нет. (Уходит.)
Л а р и с а. Борис! Бори-ис!..
З а т е м н е н и е
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
В тот же вечер.
В доме Васильцовых. Г л а ш а и П о л е н ь к а укладывают в чемодан одежду — собираются в дорогу. Входит Н а с т а с ь я.
Н а с т а с ь я. Глафира, ступай корову подои, не управляюсь я. Вот-вот наши с поля приедут, дьявол их туды занес, а мне еще мясо жарить да жарить.
Г л а ш а. Сырым подавай — сожрут.
Н а с т а с ь я. Ты это что? На кого?
Г л а ш а. Вот теперь — уеду. И Полинку с собой заберу. Не житье тут теперь.
П о л е н ь к а. Ой, Глаша, родненькая, я подою, подою… (Берет подойник, поспешно уходит.)
Н а с т а с ь я. Ты чего это при девчонке о своих братьях, об ее отце так? Люди в городе свои дела побросали, помощь нам с тобой исделать приехали, а ты… Другая на твоем месте спасибочки бы сказала, до земли поклонилась.
Г л а ш а. Троглодитам кланяться?
Н а с т а с ь я. С поля ты будто не своя приехала. Уж не приключилось ли там чего?
Г л а ш а. Ох, мама, не спрашивай. Ничего-то ты не знаешь.
Н а с т а с ь я. А не знаю — скажи.
Г л а ш а (рада сменить тему разговора) . Мефодьев это, мама, в Ленинград, оказывается, написал. Думал, значит, вспоминал… (Пауза.) А я поправлюсь, мама, непременно выздоровею, если Кузьма Илларионович этого хочет, увидишь! Непременно! (Весело-отчаянно.) Сделаю ему такую милость… Вот попомни — встану. Увидишь! Увидишь, мамочка, как еще и спляшу на свадьбе своей! (Вдруг, с тоской.) Мама, мама! До чего же по весне помирать неохота!..
Н а с т а с ь я. Господь с тобой, да что это тебе такое на ум пришло? Вон ведь телеграмма какая сурьезная пришла. Поедешь, вылечат тебя, уж так будем ждать тебя, доченька.
Г л а ш а. Какая телеграмма! Я сорок сороков статей прочитала — нету спасения. Мне жить — хорошо если месяц-два осталось… Ах, Кузьма Илларионович, Кузьма Илларионович! (Сквозь слезы.) Полюбила я его… Уж давно полюбила. Думала, не замечал он, совсем не замечал, а нынче… Нынче…
Н а с т а с ь я (не то ужаснулась, не то обрадовалась) . Окстись, доченька! Разве пара ты ему? Из головы выкинь!
Г л а ш а. Только-только наш Сухой Лог по-настоящему хорошеть начал…. Люди повеселели… Большая вера у народа появилась. Патриоты парней, девчат наших расшевелили, никто уж из села убегать не хочет. Звенит кругом, поет все, а меня на тот год об эту пору уже не будет…
Н а с т а с ь я. Будя, будя! Что ты, что ты, голубушка! Вылечат, беспременно вылечат, раз сам Мефодьев сказал — деваться некуда. Они, настоящие партейные, такие: скажут — сбудется! Только верить им надо. Шпыняем их, партейных-то, шипим иной раз на них, а забываем, что всем хорошим им обязаны. И в войну первыми в огонь шли, гибли несчетно, и завсегда поклажу на себя самую тяжкую в жизни взваливают… (Пауза.) А что же? Чем ты ему не пара? И умна, и с лица не дурнушка, и от городской моды, опять же, не отстаешь.
Читать дальше