Александр Солженицын - Пьесы и сценарии

Отец мой, правда, пирожками торговал вразнос,

А остальные все пасли овечек.

НЕРЖИН

(Ванину)

Откуда взяли вы, ну почему:

«Образование ума не прибавляет»?

ВАНИН

Браток, кто это понял — разъяснять не надобно тому.

И не втолкуешь тем, кто этого не знает.

МАЙКОВ

Да пролетарий я исконный:

Дворовой девки сын я незаконный.

Ты в школе ж прорабатывал — помещички бывали!

Им — попадись на сеновале!

Феодализм проклятый! Право первой ночи!

ГРИДНЕВ

Но значит, всё же, кровь твоя полудворянская?

МАЙКОВ

Что — кровь? Ты на нутро смотри.

Нутро моё — рабоче-

— крестьянское!

Да, я горжусь своим сермяжным родом:

Мы — Доброхотовы: добра хотели мы.

Кому? Естественно — народу!

Танго. Галина и Лихарёв танцуют. Музыка постепенно становится беззвучной.

ВАНИН

(Нержину)

Всё на себя беру. Кругом я виноват.

Считай: сдал Луцк. Сдал Львов. Сдал Новоград.

И хоть под Ковелем едва что я не помер, —

Оправился, сдал Коростень. и я же сдал Житомир.

А после, под шумок, при драпе массовом,

На пару сдали Киев с генералом Власовым.

МАЙКОВ

(Гридневу)

Но производственную практику вы всё же проходили?

ГРИДНЕВ

Конечно, и теорию и практику учили.

Арестовать — уметь! Тут способов мильоны!

Чтоб не шуметь. Чтоб шито-крыто.

Оденься лётчиком, электриком, шофёром, почтальоном…

Ну, скажем, как арестовать архимандрита? —

Заночевать просись.

ВАНИН

Полтаву сдал. и Лубны. и Хорол.

А разных там Пирятиных, а Белых там Церквей…

Слышь, счастье, что наш брат до Волги не дошёл, —

И Сталинград мы сдали бы, ей-ей.

Уж как катились — ни заград-отрядами

И ни приказом двести двадцать семь…

Бывало: «Братцы! Не Москва ль за на…» Да я! да мы!

Да по рогам! Да ну тебя совсем!

К Ванину и Нержину переходит Анечка. Нержин вскоре отходит, выглядывает в окна под шторы, расстёгивает планшетку с картой, нервно похаживает. Галина после танца разговаривает с Лихарёвым, с Бербенчуком, но тревожно следит за Нержиным. Нержин уходит в правую дверь.

ГРИДНЕВ

Христовым странникам архимандрит, конечно, рад.

Сидят чекисты и беседуют про страшный суд, про рай.

Заснула братия — встают: «Ты арестован, гад!»

Не вспоминай!..

ГЛАФИРА

(в группе слева танцует с гитарой и поёт)

НАЧХИМ

(сильно пьяный, стоит, почти повиснув грудью на перила лестницы, и декламирует то ли Кате, сидящей неподалёку от него, то ли никому)

КАТЯ

Эт что?

НАЧХИМ

Вертинский, Катенька. Его когда-нибудь

Слыхали вы?

КАТЯ

Старьё, начхим. Старьё и муть.

(Отходит.)

Начхим ещё стоит, потом опускается на первые ступеньки лестницы. Тихая музыка, как бы из-за стекла.

АНЕЧКА

(Ванину)

Ну, ты доволен праздником?

ВАНИН

Доволен.

АНЕЧКА

А почему ты грустный?

ВАНИН

Да разве человек бывает волен

В чувствах?

Окончится война — закатимся подальше, — от гостей,

От книг, газет, от новостей,

От заседаний, должностей,

Куда-нибудь в стороночку крестьянскую,

В Тамбовскую, в Рязанскую…

Ты будешь там врачом —

Лечи, да не калечь.

А я — фруктовый сад стеречь

Да обиходить пчёл.

Утрами — холодок от речки. Гуси. Стадо. Тишь…

АНЕЧКА

Фантазия. Ты первый так не усидишь.

Бербенчук выводит Галину под руку из группы, ведёт по авансцене.

БЕРБЕНЧУК

Галина Павловна! Я вами очарован!

Галина Павловна! Ещё я не старик!

ГРИДНЕВ

(следя за ними, Майкову)

И человек бывает арестован

В тот самый миг,

Когда он менее всего предполагает,

Когда не ждёт, когда не знает, —

Вот это первый сорт!

Чтоб на свидание спешил, чтоб ехал на курорт,

В командировочку…

Когда он вырван из среды, из обстановочки…

МАЙКОВ

(наливая ему и себе)

Вино, вино! Кто тот беззвестный гений,

В веках потерянный…

ГЛАФИРА

Евгений!

Настороженно следя за Бербенчуком, она выдвинулась из группы. Бербенчук увлечённо разговаривает с Галиной уже неподалёку от Ванина, от которого Анечка ушла к танцующим.

МАЙКОВ

…Кто голой пяткою в чану

Давил впервые виноград?..

ГЛАФИРА

(издали)

Евгений! Подойди сюда.

БЕРБЕНЧУК

Ну что? Ну? Ну?