Эльчин Исаков - Двоюродный сын

Ави, что ты делаешь?! – стараясь сохранить самообладание, спросила Сара.

Малыш не сразу среагировал. Во-первых, его застукали врасплох. Во-вторых, давно его не называли настоящим именем – а тем более, Сара.

Неприятно смотреть? Ты такая же слепая фанатичка, как

тетушка? – наконец, ответил он.

Зачем ты это делаешь? – переспросила Сара, и не дожидаясь ответа,

принялась громить чашки на полу ногами. Малыш, никогда не видел Сару в таком состоянии. И такой реакции, честно говоря, от своей любимой сестрички он тоже никак не ожидал. Обессиленная, Сара села на диван. Малыш поднял голову. Его черные, как смола, глаза сверкали словно сверчки, а длинные ресницы придерживали слезинки, не позволяя им капать дальше. Во взгляде были непонимание и потерянность.

– Я, наверное, запутался – тихо произнес Малыш.

Подполз к Саре, обнял ее. Как в детстве, когда провинившись в чем-то, просил у нее прощения. Прижался лицом к ее коленям.

Сара хотела что-то сказать, но раздался звонок в дверь. На пороге стоял Ахмед с букетом белых роз. Его жгуче-черные волосы были чуть взъерошены, а челка, по своему обыкновению, спадала на глаза.

О, Боже, Ахмед, где ты был? – Сара обняла его и заплакала.

Сара, Сарочка, что с тобой? Успокойся. Я умоляю тебя. – Ахмед гладил ее по волосам.

Где ты был? Где ты был? – без конца повторяла она. – Почему тебя так давно не было?

Я не мог.

Они снова сделали это. Они убили Изика. – Сара всегда говорила «они», а не «ваши». – Кто-нибудь может ответить, когда наступит конец этой вражде?

Дядя Моше сидел в кресле гостиной, и с интересом смотрел заумную аналитическую передачу. Увидев пришедших, он со свойственным ему веселым оптимизмом поприветствовал их:

– Шалом – алейкум, молодежь.

– Здравствуйте, дядя Моше. Что показывают? – поприветствовав его спросил Ахмед.

Моше засмеялся:

– Знаешь, интереснейшая передача. В ней все время говорят. Умными словами. Они употребляют только умные слова в своих беседах. По другому эти евреи не могут. Если назвался евреем, то будь добр, говори умными словами. Но, почему, черт возьми, я не могу в этих умных беседах уловить хоть какой-то смысл?!

– Астафуруллах – произнес Ахмед, услышав «черт возьми».

– Умный набор слов еще не умное предложение, и умный набор предложений еще не умная мысль – продолжал Моше. – Такие передачи напоминают мне один доклад, который привез мне двоюродный брат, еще во времена Советского союза.

– Что за доклад, папа? – уже улыбаясь, спросила Сара.

– Это доклад на двух листах обычного формата. Но с этим докладом можно выступать сорок пять минут, час, три часа. Вся прелесть заключается в том, что его можно начинать с любого предложения и читать подряд по несколько раз. Смысл от этого не меняется. Потому, что в партийных докладах чиновников бывшего СССР никогда не было никакого смысла. Представляешь, сколько угодно долго можно читать эти мудреные предложения с любой строки и никто не догадается, что ты говоришь то же самое. Гениально.

В это время в комнату вошла Рита:

– Опять ты завелся, старик?

– Внимание, сигнал SOS. Среди нас находится достопочтенная еврейка из колена левитов, – тут же отреагировал Моше.

– Да. Я из левитов. И, между прочим, горжусь этим.

– Особенно тем фактом, что и Маркс был из левитов.

– И не только Маркс.

– Не надо. Я уже слышал длинный перечень имен благочестивых раввинов.

Рита взглянула на Сару и Ахмеда:

– Иногда мне кажется, что я вышла замуж не за еврея.

Моше, сморщил нос:

– За еврея. Увы, ты вышла замуж за еврея. За это можешь не беспокоиться.

Ахмед вмешался в разговор:

– Увы? Жалеете, что вы еврей, дядя Моше?

Моше:

– Нет, конечно – ответил Моше. – Разве что иногда. Когда мне становится стыдно за некоторых евреев.

Ахмед вдруг вспомнил Али. И его лицо, когда речь заходила о евреях.

– Понимаю, – сказал он. – Я вас очень хорошо понимаю, дядя Моше.

Моше помолчал. Потом продолжил:

– Ты знаешь кто такой Генри Форд. Так вот, еще в начале двадцатого века он сказал: «Подвергните контролю 50 самых богатых еврейских финансистов, которые творят войны для собственных прибылей, и войны будут упразднены» Я всегда боялся, что моя дочь вырастет и поймет, в каком безумном мире она родилась. Меня страшила одна только мысль о том, что когда-то она начнет анализировать события, происходящие в мире. И в один прекрасный день поймет, что жизнь полна несправедливостей. Сумеет ли она уберечь себя.