Эльчин Исаков - Двоюродный сын

На обширной территории между Кавказом и югом Аравии жили люди. Они может и не принадлежали к одной расе. Только говорили эти люди на одном языке. Иврит, финийский, сирийский, ассирийский, халдейский и арабский языки очень близки и имеют общий исток. Современное языкознание, изучив, так называемые, семитские языки, доказало это.

Как и все народы, арабы имели доисторический период развития, но даже, в самых древних арабских преданиях не упоминаются времена до Авраама (Ибрахима). А узнать историю арабского народа до пророка Мохаммеда (да пребудет с ним мир) можно из древних еврейских книг. И из немногих документов оставленных греческими и римскими историками. И еще немножко из малочисленных описаний (например, ассирийских, или тех, что были найдены в городе Сафа, недалеко от Дамаска). О торговой деятельности арабов, а также возведенных ими городах мы можем прочитать в Библии. Вспомним величие арабских королевств Хира и Гасан, древнюю страну Йемен – колыбель арабской цивилизации, которая начала развиваться задолго до римлян. Да и вся арабская цивилизация нуждается сегодня в пристальном внимании. Нельзя рассматривать древних арабов как орду варваров и завоевателей, так как этот народ задолго до римлян вышел на мировую арену, этот народ построил прекрасные города, этот народ поддерживал связи со всеми наиболее развитыми нациями.

Вот что было совсем-совсем до. Если в двух словах, конечно.

После утреннего намаза Ахмед решил прогуляться, хоть и ждала его Сара. О любви палестинца и еврейки знали, чуть ли не пол города. История их взаимоотношений постепенно превращалась в легенду.

Они любили друг друга. Сильно и безумно. Нет, это не совсем точное определение. Они понимали и чувствовали друг друга, как две руки одного тела. Они просто не могли жить друг без друга. И при всем этом, сегодня Ахмед не торопился к ней, потому что…, потому что не встретит его сосед Изик перед её домом и не расскажет свой новый, «супер-дупер» анекдот. Не расскажет. Никогда уже не расскажет. Сегодня квартал, в котором жила Сара, скорбит. Сегодня скорбит весь Израиль. Все евреи мира скорбят по тем 12-ти евреям, среди которых был и Изик.

«12 князей арабских, что от пророка Исмаила. 12 евреев – 12 колен, десять из которых потеряны. И 12 евреев тоже потеряны. Навсегда. Одним нелепым приказом еще более нелепого лидера. Всего-то делов, взорвали маленький автобус. И на земле на 12 евреев стало меньше. На войне как на войне – говорят французы. Французам легко. Сидят себе в центре Европы. Без войны, насилия и кровопролития. Не то, что у нас. Как я к ней пойду? Как я посмотрю людям в глаза? Что я скажу матери Изика? Что? О, великий Аллах, останови эту бойню, не позволяй нашим народам истреблять друг друга. Кто дал им это право?! Не Ты. Я знаю. Я верю» – Ахмед стоял на невысоком холме и смотрел вниз, на Иерусалим, на другой Иерусалим. Арабский. Географически тот же, но так сильно отличающийся от того, над которым стоял сейчас он. Ахмед обернулся и попытался взглянуть на Иерусалим еще раз, но другими глазами. Он хотел увидеть город заново, глазами приезжего. Но не смог. Иерусалим для него был родным домом, он обожал этот город. И тот Иерусалим, что простирался внизу своими узкими переулочками и шумными многодетными дворами, и этот Иерусалим, что на возвышенности – еврейский.

Сара не любила этот цвет, но была сегодня в черном. Она стояла неподвижно и смотрела в одну точку. А вокруг суетились люди. Мать покойного потеряла сознание. Ее приводили в чувство, но она, словно и не хотела возвращаться в этот нелепый мир, где нет сына. Поэтому, снова и снова теряла сознание, что заставило женщин вызвать скорую. Дети покойного Изика, их было пятеро, сидели у соседей. Мать Сары привела их к себе. Старшая дочь тихо плакала, обняв братика. А остальные были поменьше и не понимали, почему вдруг собралось столько людей, что происходит с мамой и бабушкой и почему все плачут?

Мама! – крикнула Сара, с порога сняв с себя косынку, – мама, это ужасно. Мама, когда это кончится?!

Самый маленький из детей, увидев Сару, подбежал к ней и стал проситься на руки. Сара взяла его и поцеловала два раза.

А папа целовал ее три раза, – произнес мальчик, который сидел со старшей сестрой.

Сара тихонько спустила малыша на пол и не выдержав, быстрыми шагами ушла к себе в комнату, скорей, она убежала туда. Очень трудно было не сорваться при детях. От боли и обиды Сара заплакала. «Когда, Боже, когда же все это закончится?». Плачь, переходил в истерику. Она вышла из комнаты, хотела выбежать из дома, но мать остановила ее, прижав к себе. Мать сама плакала, и даже не пыталась успокоить дочь. Саре надо было выплеснуть наружу накопленную за эти дни горечь и страдания. Она держалась весь день; смотрела за детьми, помогала жене и сестре покойного Изика. Теперь могла расслабиться и выплакаться. Так они стояли, обнявшись, мать с дочерью, и плакали, как плакали и мать и сестра, жена и дочь покойного. Так же, как плакали и страдали их прародительницы веками, оплакивая своих убитых, казненных, растерзанных и застреленных мужчин.