Андрей Голышков - Клинки Керитона (Свитки Тэйда и Левиора). Дорога на Эрфилар

– …у тебя нет ни записей, ни сыворотки, – Саима сел и забарабанил по коленям, длиннющими и, благодаря отсутствию ногтей, походящими на щупальца осьминога пальцами.

– Именно так, – ответил Тэйд, ловя себя на мысли, что не было бы у Саимы ещё одного пальца, их у него стало бы восемь, и тогда его сходство с осьминогом приобрело прямо-таки мистическое значение.

– И кому всё это было нужно?

– А я знаю? Может тому, кто нас из Двух Пней выкурил?

– Огарок свечи где, кстати?

– У тебя.

– Здесь он был. Я что, по-твоему, его с собой везде таскаю.

Тэйд пожал плечами, махнул рукой: ищи, мол, удачи.

– Ясно.

– Видишь как всё не просто.

– Я всё понял, друг. Мне надо немного времени, чтобы осмыслить тобой сказанное.

Малыш Раву взвился в воздух и неистово завертел хвостом. Лапы воинствовавшего пееро были нацелены прямо в грудь занявшему оборонительную стойку сопернику. Преодолев в полёте две трети пути от шкафа к столу, Раву немыслимо изогнулся: кувырок, ещё один. Он был почти что точен и приземлился в каких-нибудь паре миллиметрах от застывшей цели.

Табо его ждал и атаковал мгновенно, не давая опомниться. Серия коротких ударов передними лапами, два обманных движения. Выпад, ещё один. Удар.

Раву зашипел, попятился, уворачиваясь, и…

– Да что ты будешь с ним делать! Ну-ка прекрати немедленно. – Маан налету подхватил подсвечник с неуспевшими погаснуть свечами и поставил на стол. – Я вижу, ты, мил дружок, не успокоишься, пока дом не спалишь.

Пееро заговорчески переглянулись и нехотя разошлись в стороны.

– Не обращай внимания, Маан. Здесь нет ничего такого, за что стоило бы ругать этих замечательных зверьков.

Коввил са Табо – высокий и чрезмерно тощий онталар с длинными жилистыми руками. Острые черты его лица смягчались теплотой взгляда больших круглых глаз цвета тёмного янтаря и оттопыренными ушами.

– Немного Истинского? – покрутил зелёную бутыль хозяин. – Рекомендую, отменнейший, я тебе доложу, в пятьдесят седьмом был урожай.

– Я, друг мой, как и прежде, предпочитаю эль. Пока ещё не нашёл ничего лучше кружечки этого огненного напитка, особливо сдобренного тёртым кибийским орехом или долькой сирду, – Маан са Раву поднялся и подошёл к окну. Он отодвинул замусоленную занавеску и окинул тёмную улицу взглядом.

– Целиком и полностью согласен с тобой, но, боюсь, таких изысков здесь не сыскать.

– Ну почему изысков? Никакой эль не выдержит сравнения с хорошим Истинским. Тем более урожая двенадцатого или пятьдесят седьмого годов. Они, как ты справедливо отметил, были исключительны… Интересное какое место.

– Ты про Таррат, или…

– …и про Таррат тоже, – Маан вернулся к столу и постучал по краю бокала тем местом, где у людей и прочих обычно бывает ноготь, давая понять, что пора бы этот самый бокал наполнить. – Дыра, похоже, каких поискать. Что-что, а устроиться с комфортом ты всегда умел.

– А что ещё мудрецу надо? – искренне удивился Коввил.

– Проповедуешь аскетизм?

– В той или иной мере. Удивительно, что ты до этого ни разу не был в Таррате.

Комната, в которой жил Коввил са Табо, действительно была обставлена мало сказать, что просто: чёрный камин, пара потемневших от времени деревянных стульев, два стола – большой круглый в центре и маленький низкий у окна. Две узких кровати, в изножье одной широкий окованный железом сундук. На столике у окна отсвечивала лаком квадратная трёхцветная доска зут-торон с цилиндрическими фигурами – участниками отложенной партии, остальные – вышедшие из борьбы – покоились рядом в компании свитков и нескольких переплетённых в кожу манускриптов с сиявшими серебряными застёжками. Вот и всё нехитрое убранство: ни картин на стенах, ни коврика на полу. В углах притаились сумрак и паутина. Свет слабых огоньков двух масляных светильников да запах готовившейся еды немного оживляли интерьер.

«Свинина с горохом, – ещё с порога определил Маан са Раву. – Что тут поделать – старые друзья со старыми привычками».