Петер Туррини: Охота на крыс

Она. Тебе необходимо читать все, что написано на этой чепухе?

Он. Необходимо. Я же хочу узнать тебя (остает из сумки маленькую коробочку.) «Натуральные ресницы особой густоты»… (Открывает коробочку). Пусто…

Она. Ничего удивительного, ресницы там, где им положено быть: у меня на глазах.

Он. Я тебе сейчас покажу, где им положено быть! (Срывает ресницы у нее с век.) Раз… два…

Она. Ай! Псих! Ты же делаешь мне больно!

Он. Твоя боль — моя боль. (Выбрасывает ресницы.) Женщина смотрит на тебя своими замечательными глазами, и ты чувствуешь себя другим человеком… ты счастлив. И что же делает тебя счастливым?.. Ресницы «Патриция» особой густоты…Что может быть ужаснее?

Она. Пожалуйста, не мучай меня.

Он. Я не хочу тебя мучить, но я же должен тебя узнать. (Снова роется в сумке.) Ага, кошелек, это уже интереснее. Двадцать… сорок… сорок пять… и тридцать грошей. Сорок пять шиллингов тридцать грошей… немного. Это облегчит расставание. (Выбрасывает деньги.)

Она(смотрит на него с возмущением). Это уж слишком!

Он(исследует кошелек дальше, натыкается на фотографии). А это кто такие?

Она. Дай посмотреть. Это мои родители, порви и выбрось.

Он(показывает ей другую фотографию). А это? Твоя бабушка?

Она. Идиот! Это моя собака! Не рви!

Он. Я хочу узнать тебя, а не твою собаку. (Разрывает карточку.) Так, еще один зверь.

Она. Не мели чушь, это один мой бывший приятель.

Он. Я так и понял, потому что сзади написан: «Мышке от мишки».

Она. В кучу его.

Он. Этого Бельмондо тоже порвать?

Она. Если ты сейчас же не порвешь все фотографии разом, я разорву тебя в клочья!

Он(рвет оставшиеся фотографии и бросает их в кучу мусора; снова копается в сумке и вытаскивает пластмассовую бутылочку с пилюлями, читает). Ве-се, пе-не, ве-те, се-ре…

Она(перебивает его, в ярости). Че-те, пе-те, се-бе… Это значит — воскресенье, понедельник, вторник и так далее, ты, балда!..

Он. Что ты так волнуешься? Я же не знал, что современные календари делают из пилюль.

Она. Но ты бы мог знать, что изобретены противозачаточные средства.

Он. Ах, вот как? Оказывается, я мог бы и не тратиться на презерватив.

Она. Лучше бы ты не тратил попусту свои дурацкие замечания. Ты уже справился, наконец, с моей сумкой?

Он. Не спеши… Не спеши. Я должен о тебе все узнать. (Снова ищет в сумке, вытаскивает письмо, читает адрес отправителя.) Курти Матушек, 1160, Вена, улица Оттакрингер… я не могу разобрать номер дома.

Она. Это ни к чему. С Курти уже покончено.

Он(вынимает письмо из конверта, читае). «Мое сокровище!..» Это ты?

Она. Нет. Наш дворник.

Он. «Мое сокровище! Я тебе не случайно сказал, что я от тебя балдею. Я безумно от тебя балдею. Я так от тебя балдею, что заболею, если не увижу тебя…» Он что, слепой, твой Курти?

Она. Выбрось письмо. Я же тебе сказала, что с ним все покончено.

Он(читает дальше). «Прости меня, пожалуйста, за то, что я так нажрался в тот раз…» Ах, так господин еще и алкоголик?

Она. Ничего подобного!

Он. Написано же… черным по белому: «так нажрался». «Я от тебя балдею, как ненормальный».

Она. Не болтай. Можно подумать, ты никогда не надирался до беспамятства?

Он. Конечно, конечно… но тогда я уже ни от кого не балдел. Да-да, Курти, что же он пишет дальше? «Все равно балдею от тебя, как ненормальный, что стало мне окончательно ясно, когда я напился…» Да-да, истина в вине… пьяные всегда счастливы, они ничего не видят и не чувствуют, как воняет дерьмо.

Она. Я прошу тебя, выбрось письмо!

Он. Оно уже закончилось. «С любовью. Твой Курти». (Разрывает письмо и выбрасывает, исследует сумку дальше, переворачивает ее, высыпаются мелкие предметы; он поднимает их по очереди и швыряет в мусорную кучу.) Шариковая ручка… карандаш… носовые платки, «мягкие, как шелк, прочные, как лен, бактерицидные»… Так сорить деньгами из-за соплей — это безумие… (Вынимает две книжечки, читает название первой.) Роман Сильвии Бастай «Без сына твой род погибнет»… Чей род?

Она. Это книги моей подруги.

Он(читает название второй книжечки). «Принцесса или дочь лесника». Глядя на тебя, я бы сказал, скорее, дочь лесника.