И. Смирнов - И тихий ветер веет. Роман в стихах

XXVI

Над лошадёнкой, воробьишкой
Как наш Некрасов иль Катул,
Лить слёзы, право, было б слишком.
И вряд ли кто-нибудь всплакнул.
Подобной собирать картины
Из вереницы этой длинной
Страданий, чей теснится ряд,
Семён не думал и был рад
Тому, что эдакий трактат
Или, верней сказать, поэму
На столь нерадостную тему
Нужды в нём не было, но брат
Его подобный скорбный труд
Писал. Однако должно тут

XXVII

Мне познакомить вас, друзья,
Со всем семейством, значит, их.
Большая Сетиных семья
Была из членов восьмерых.
Конечно, в основном предмете
У нас в дальнейшем будут дети,
Однако про отца и мать
Я обязуюсь рассказать,
Коль смерти нега или лени
Меня случайно не возьмёт.
Ведь очень уж широк приплод
И очень много поколений.
Среди им отданных имён,
Одно уж названо. Семён.

XXVIII

Он временами на монаха
Был поведением своим
Похож. Не то чтоб неким страхом
Пред миром полон, нелюдим.
Совсем, напротив, очень был
Открыт ему он; сердца пыл
Он как-то обращал вовне.
Так солнце светит и луне
Свою тепла часть отдаёт,
Не замечая, как она
Бедна и даже не ровна
И как топтал уж луноход,
Её, ища в ней ценный грунт,
Но лишь флажок отметил, пункт.

XXIX

Семён же не был пунктуален.
В своём общении с людьми
Он забывал о ритуале
И обращался mon ami
Всегда, не словом он, но взгляд
Его твердил, что он всем рад.
И это в те ещё года,
Когда ребёнку никогда
На мысль не пришли бы лесть,
Притворство иль обман иной.
Неколебимой пеленой,
Он ограждён и верил: есть
В сём мире та гармония,
Которой уж не помню я.

XXX

И очень все его любили
И с самых детских даже лет,
Не то чтоб на руках носили,
Но, где бы ни было, привет
Он мог всегда себе найти;
И непременно на пути
(И в детстве, и уже потом)
Ему открыт был каждый дом,
Готовый с ним делиться всем,
Все открывали без изъятья
Свои душевные объятья,
Но он, однако, между тем
Ото всего был отстранён.
Не то чтоб он держал заслон.

XXXI

Напротив, он по доброй воле
Ко всем был также весь открыт.
Так он, когда учился в школе,
С детьми и был, и не был слит.
Он был задумчив, не угрюм.
В нём уважали честность, ум;
В делах особенный порядок;
В одежде он опрятен, гладок.
Прочёл довольно много книг,
За что уже в пятнадцать лет
Имел большой авторитет,
Хотя он ни единый миг
Не думал никогда о том,
Что думали друзья о нём.

XXXII

Он без особенной гордыни
Свои успехи понимал,
Хотя в гимназии поныне
Все помнят и не без похвал.
Но согласитесь вы, что с этим
Вопросом об авторитете
Не так всё просто, господа.
Бывает в детские года,
Когда заботой о престиже
Под взглядом сверстников своих,
Друзей иль, может быть, родных
Себя мы можем сделать ниже,
Чем то нам позволяет рост.
Не вылезай, как все будь прост.

XXXIII

Ведь по закону крупных чисел
Всегда наш управлялся свет.
Сопротивляться есть ли смысл?
Ответят нам: «Пожалуй, нет».
Будь вы один, их – легионы,
Сложите же свои знамёны,
Иначе будете разбиты,
И многотысячны копыты
Их вместе с Вами втопчут в грязь,
Раздавят поступью своей,
И тяжесть множества коней
Смятёт вас; лучше, не борясь,
Нам добровольно всем упасть,
Признав земли родную власть.

XXXIV

На достижение желаний
Не стоит тратить и труда;
Определяет же нас с вами
Лишь окруженье и среда,
Да и ещё, пожалуй, гены
В нас производят перемены.
Вот помести весельчака
Средь грустных, – и уже тоска
Склонит его неумолимо;
А те, кто спать привык на койке,
В спортзале тоже станут бойки;
Примеров тут необозримо,
Но в них есть правило одно:
Поддастся слабое звено.

XXXV

Звалася Сетиною Анной
Их старшая тогда сестра.
Герой не главный для романа,
Но между тем всегда добра
Ну и красива: ногти, зубы,
Златые волосы и губы,
Глаза, улыбка, пышность бюста —
Все в ней прелестно. Будет пусто
Здесь разливать поток похвал;
Кто захотел бы сей портрет
Увидеть, тот пусть в интернет
Зайдет, возьмет любой журнал,