И. Смирнов - И тихий ветер веет. Роман в стихах

XV

Семён, желанья не имея
Быть праотцом пока, решил
Стать другом близким для Андрея,
Чтоб пыл гормонов в нём остыл,
Чтоб он спокойно, отрешась,
С самим собою понял связь.
Так, против вкуса и природы,
Они сошлись. Так антиподы,
Противозначные стихии,
Антонимы, антагонисты
(И технократы, и пуристы)
И прочие дихотомии
Не так друг с другом не похожи
Как эти двое были. Что же?

XVI

Когда отправитесь вдруг вдаль,
Хоть на часок один примерно,
То вы поймёте, что Паскаль
Был прав, когда для суверена
Он полагал как смерть, как муку
Со светским обществом разлуку,
Когда отсутствие досуга
Иль развлеченья в виде друга
Разоблачали тут же в нём
Того, кем он всегда и так
Был – человек, простой бедняк,
Что лишь зовется королём.
Так иногда и гражданин,
Вдруг видит, что и он один .

XVII

Признаюсь вам, что господину
В себе не меньше, чем рабу,
Я предан, но наполовину:
Они ведут давно борьбу.
Сердца для нас – лишь полигоны,
Где бисмарки, пигмалионы
И, может, даже бонопарты
Меняют местности и карты,
Заняв рубеж иль высоту;
Разрушив бункеры, заслоны,
Нас поднимают до Мадонны,
Явив весь ужас, красоту,
Оставив в поле битвы бездны
Две. Нам они равно любезны…

XVIII

Так и для нашего Андрея,
Насколько понимать могу,
Знакомства этого затея
Была нова. Он не слугу
В Семёне видел, не развлечь
Себя хотел; он слушал речь
Того наивного юнца,
Как желторотого птенца
На самой утренней заре
Ещё возможно иногда;
«Ах, если бы прошли года,
И беззаботной той игре
Ничто мешать бы не могло. —
Андрей подумал. – Что за зло

XIX

Разрушить этот мир способно.
И тяжело ему ведь будет:
Не я, но кто-нибудь, подобно
Руке божественной, осудит
Его за то, что водки в пиве
Не смешивал и был наивен.
Но я, признаться, господа,
Присяжным этого суда
Быть вовсе как-то не хочу».
Любил он больше разговоры,
Диалектические споры,
Где можно хлопнуть по плечу
И так, ответить что-нибудь,
Не слишком понимая суть.

XX

Они застольные беседы
Вели, пожалуй, обо всем:
Недавних Цезарей победы
В Ираке, войны, Фрейд и Фромм,
Науки прения, искусства,
Конфликты разума и чувства,
И даже о вопросе веры
Они раз спорили без меры.
Ничто их строгого суда
Не убежало. Диалоги
Они свои, как педагоги,
Вели порою иногда.
Когда звучала же эклога,
Андрей наш говорил немного.

XXI

Но самый интерес большой
Всех мыслей пламенных друзей
Был связан, как всегда, с душой.
Андрей так говорил об ней,
Как пахарь говорит о пашне,
На ней оставив плуг вчерашний:
Блажен, кто, всё засеяв поле,
О нём не думает уж боле
И всходы в мирной неге ждёт;
Но тот блаженней, кто всё лето
С волнением в лучах рассвета
Глядит на медленный восход
И, укрепив мускулатуру,
Всё ж сеет новую культуру.

XXII

Мы тело отдаём зарядке,
Работе – разум, а диете —
Желудок, о своём упадке
Мы забываем, словно дети.
И нам становятся смешны
Все звуки сладкой тишины
В уединенье, не в плеяде.
Мы видим в теле, не во взгляде
Движенья робкие души.
Открыть в себе бесцеремонно
Игру бесчисленных гормонов
Немедля каждый уж спешит:
Широк стал слишком человек
В глобализованный наш век.

XXIII

Но даже он – лишь дайте время —
Устанет под конец от них,
От развлечений; в банке семя
Положит и подпишет niсk ;
Устав от жизни сей, уже
Заводим twitter иль в ЖЖ
Читаем чьи-либо заметки;
Как пациенты на кушетке,
Альбом листаем в соц. сети,
Всем сердцем ставя like на фото.
И жизнь, как некая охота,
Бежит, но зайца не найти:
И гул рогов чужих для macho ,
Как чучела, так много значат.

XXIV

Однако о своей любви
Семён не говорил ни с кем,
С ней видевшись лишь vis a vis .
Но наш психолог без проблем
Узнал те самые симптомы
Ему болезни незнакомой;
Застыв, как шарик Парменида,
Андрей всё видел, как либидо,
Любя лирический порыв,
Весь обнажает вдруг сюжет.
Он видит: нового здесь нет,
Исповедальный нарратив.
Так часто поступаем все мы,
В рассказе видя только схемы.

XXV

И здесь я должен уточненье
Внести одно, что сам Семён,
Не так, как полагало мненье
Андрея, в жизни неумен.
Конечно, зная мир по книжкам,
Витал он где-то, но не слишком,
Поскольку в этих «зеркалах»
Порой такой он видел страх
И грязь, и ужас сей земли,
Где человек, не зверь, жесток,
И где такой придуман бог,
Что сочинить бы не могли
Его ни Лютер, ни Селин,
А только дьявол лишь один.