Дмитрий Босяченко - Один день. Три новеллы о необратимости

куда она спешит, зачем бежит от меня?/

потом – до конца, упираясь в переход, почти стёртый на гудящем потоке (отдышка, нагнувшись, руками в колени) – сквер героя Гуртьева, с засахаренными после вчерашней оттепели и утреннего морозца деревьями, снова приманил своей лыжнёй пару спортсменов – городская площадь пуста – её дворы и закоулки – огромный академический театр, избавленный от безвкусных колонн – к бронзовому Бунину, что стоит, скрестив руки, на городском холме – нет, нет, нет! – к музею, но скорее закусочной рядом со старыми добрыми беляшами, через мост, под которым мёрзнут утки вбок.. вниз.. к реке к стеле и вдоль реки (тихое уютное место) до раскидистой ивы, нависшей прямо над водой – перешел мост и на старую Ильинскую улицу с её развилкой и множеством магазинов, танком на постаменте, сквером (когда закончатся силы, я отдохну там, на деревянной скамейке) – обратно по Болховской к любимому театру – в парк, за ним, где в центре какой-то памятный камень, как кусок астероида и дальше – по самой протяженной Комсомольской (заглядывая каждому в глаза, не пропуская прохожих, витрин, отражением в которых вдруг застряла она) до автовокзала – потом на маршрутку и обратно до – железнодорожного, с которого ещё можно будет уехать домой, в случае неудачи…

Нет. Нет. Нет!

уезжаю.

Я открываю глаза, которые не желают пускать слёз. Да, они блестят, но потому что устали. Голову снова кто-то колит, как орех. К вечеру, постоянно к вечеру. Стемнело. Похолодало. На часах почти восемь.

Её нет.

Альбом «The Nationаl» 2005-го на репите.

Обычный денёк превратился в рассказ с непонятной развязкой. Но только не для меня. Я всегда угадываю конец! И вот и теперь: я беру ручку, отрываю клочок бумаги от журнала – глянцевый лист не принимает чернил – и тогда я пишу на ладони. На левой ладони, над и вдоль линии судьбы я записываю свой вариант завершения необычного дня моей скучной лежачей жизни. А говорят ещё «под лежачий камень вода…»

Моей жизни.

Знаешь, в последние несколько недель, я вспоминаю твоего отца все чаще. Все чаще я вижу в тебе его. Ты взрослеешь, и вы становитесь все больше и больше похожи. Все повторяется. Безвыходно, без вариантов. Не знаю плохо это или хорошо. Мальчик всегда живет в мужчине. Мужчина в мальчике. Твой отец так и не вырос когда то, так и не повзрослел и потому не смог жить по правилам. А ты… После нашего несчастья, мне казалось порой, что ты в свои двенадцать, тринадцать лет намного мудрее, сильнее, бесстрашнее большинства людей, проживших много дольше, чем ты. И в то же время – ты вечный ребенок. Идут дни, и я замечаю, как ближе к концу… ты… ты будто бы возвращаешься обратно к детству. Как это случается у стариков.

Митя, я теряю тебя! Теряю тебя, также как когда-то потеряла твоего отца. Но он ушел стремительно. В один миг не стало его, словно умер, а ты покидаешь меня медленно, мучительно. Угасаешь на моих глазах. И ты не представляешь, как я счастлива, когда поутру, заходя к тебе в комнату слышу, как ты дышишь, вижу это. Да, каждый день я ликую от того, что ты проснулся. Каждый новый день, которых становится у нас с тобой все меньше и меньше.

Нет, я не выдержу твоей смерти. Я не смогу и взглянуть на тебя мертвого (Господи, какое же страшное слово!). И еще и потому ухожу.

Много причин я привела, правда? И все они ничтожны. Но сердце требует оправданий, чтобы продолжать биться. Лучше запомнить тебя живым, улыбающимся, несмотря ни на что всегда радостным. Как же тебе это удается, мой милый мальчик? Мой сын. Быть таким сильным. Уйти, выдумав себе историю, где ты будешь жить всегда, пока жива я. Книжка с белой безымянной обложкой, где все мы вместе и счастливы.

Однако с некоторых пор и в твоих глазах я тоже начала замечать это угасание. Почти каждый день ты смотришь куда-то в стену, а потом лежишь, не шевелясь, с закрытыми глазами, но я знаю, что ты не спишь. Ты уходишь в себя. Куда-то очень далеко. И я боюсь, что когда-нибудь ты не вернешься оттуда, даже если я буду рядом.

Да, в последние несколько недель, я вспоминаю твоего отца все чаще. Вспоминаю тебя здорового, всех нас в то время, когда мы были вместе и словно переношусь в тот короткий светлый отрезок нашей жизни. Я будто бы пытаюсь скрыться в прошлом от настоящего. Более того, мне хочется вернуться в прошлое и, нет, не сделать так, чтобы все было по-другому, а просто остаться там жить навсегда, в этом одном моменте, и чтобы ничего не менялось, не двигалось вперед. Да, время лечит, но и многое, очень многое рушит и отнимает. В конце концов, оно просто забирает самое себя у нас. Так пусть лучше время не начинается вовсе, не рождается, пусть его совсем не станет.