Александр Образцов - Русский крест. Первая книга. Архангельск-Новосемейкино (сборник)

Это такой мужик, когда лежишь в палатке, сын сумел уснуть, только ухватившись руками за мать и отца одновременно, а жена не спит, трусит. И место хорошее досталось: на высоком мысу, с кострищем, с набитыми тропами. Но вот наступает вечер, вода в озере успокаивается, тянет сыростью из елово-соснового леса, жена притворно веселится, тормошит сына, они наслаждаются закатом, далеким шпилем колокольни в б. Ниловой пустыни, а образ мужика босиком и с топором уже зарождается в сырости леса ли, в темнеющей ли чаще камыша, где чудится неподвижная лодка.

От жены не укрывается то, что ты засовываешь под спальник небольшой топорик – так, для нее как бы, для спокойствия. Но ведь мужик – с топором! И топор его – с широким лезвием, на длинном топорище!

Когда жена представляет себе картину битвы, она забивается в самый угол ловушки – иначе она палатку мысленно не называет. Затем перекатывается к сыну, целует его в волосы. Смотрит неподвижными глазами в нейлоновую сетку – там, снаружи совершенно темно и тихо. Запрыгает лягушка, ветер прошумит вдали верхушкой сосны, ударит рыба в озере – жена, как большое ухо, умножает все это в сотни раз.

Страх в палатке безумствует до рассвета. Сегодня мужик нашел другую жертву.

Обозерская, в 133 км от Архангельска, ветка на восток, на Белозерск. Но мы – строго на юг.

Лес здесь главное дело. И на карте это обозначено: «избыточная лесообеспеченность при удовлетворительном использовании расчетной лесосеки». Это значит – леспромхозы, лесные дороги, лесопилки, штабеля бревен, горбыль вместо дров, опилки для детей. Дети в летние прохладные вечера (лета в Архангельской области комариные, зябкие по вечерам) в этих опилках валяются, опилки на себе в дом несут. Матери ворчат.

Русского человека, как никакого другого, постоянно тянет поговорить на общие темы. И постоянно точит мысль заняться каким-то новым делом. Потому у нас так хорошо жилось немцам, евреям, которые заряжаются на всю жизнь в своей узкой специализации. Соединение русской глобальности с этим профессионализмом давало всегда удивительные результаты.

Когда же власть берет русская стихия – начинается 17 год.

Русским ни в коем случае нельзя закисать. Им надо смешиваться, двигаться. Иначе дело плохо. Сами они не приспособлены для движения вперед, даже обладая чудовищной силой. Эта сила, не приводимая в действие, – гремучая смесь, безумие, ядерный распад.

Царизм всегда чувствовал (наверху это хорошо различимо) как ему поджаривают пятки. И направлял силу на завоевание, на безумные иногда дела. Например, строительство Петербурга, разведение картошки, – что угодно. При Николае Втором, наиболее чутком из царей, возникла полная растерянность власти, шараханье, ужас. Судьба деда его парализовала, не давала сосредоточиться, принять решение.

Действия властей в России всегда напоминали действия обреченных, сидящих на мине с часовым механизмом – все тихо, сонно, но где-то что-то тикает. И все громче. Но по-прежнему все сонно. Рвануть может в любой момент.

Только страшный террор или победоносные войны могли остановить часы на время. Две подряд проигранные войны сметали династии и режимы.

19 век был спокойным после великой победы Двенадцатого года. Войны Великой Отечественной хватило на полстолетия. Афганская катастрофа и экономический крах – это две проигранных войны. Произошла выбраковка режима.

Но западный вариант в России невозможен. Она не может повторяться, не желает. Не желает – и хоть кол на голове теши. Что-то выдумает густое и свое.

И дорог у нас не будет американских. Скорее дирижаблями станут пользоваться. И это не ирония. Так и будет.

Откуда эта чудовищная сила? Сейчас ведь державу трясет так, что искры из глаз, а – не рассыпается.

Разрешат богатеть. Может быть, сюда уйдет чудовищность? Этой стране богатеть еще никогда не разрешали. Впервые алчный взор России стал действительно алчным. Богатеть! Вот это цель! Вперед!

Со стоном, со сладострастием начинают богатеть. Надо видеть, как строят дачи из воздуха, из ничего, – только дайте клочок болота!

Может быть, главное слово для России сказал японский бизнесмен, когда на вопрос: «Когда, через сколько лет она догонит развитые страны?», ответил коротко: «Никогда». Это слово вонзилось во всех сразу.

Все. Начинается гонка. Это будет так стремительно, что этого не подозревает никто. Сейчас ситуация напоминает бега – лошадь, храпящую от нетерпения, из последних сил удерживают конюхи. Запреты вот-вот падут и начнется трудовой запой.