Софокл - Электра

И о себе и о тебе заботясь,
Я вышла, дочь. Но коль совет мой плох,
Мы за тобой идти готовы следом.

Самой, подруги, стыдно мне: чрезмерно
Я предаюсь слезам. Не обессудьте, —
Я поневоле плачу. Кто из женщин,
Рожденных благородно, удержался б
От слез, такое в доме видя зло?
Оно же, с каждым днем и каждой ночью
Не убывая, все пышней цветет.
Во-первых, мать, моя родная мать
Врагом мне лютым стала. Во-вторых,
С убийцами отца в своем же доме
Я жить принуждена, от них завишу,
Они и дать и отказать мне властны.
О, что за дни я провожу, подумай,
Воочью видя, как Эгист на троне
Родимого сидит, в его одежды
Наряженный, — свершает возлиянья
У очага, где сам его убил!
И наконец — последнее бесчестье:
Лежит убийца нашего отца
В постели с нашей матерью злосчастной, —
Коль матерью еще возможно звать
Ее… с ним разделяющую ложе!
Какая наглость: жить с убийцей мужа
Как с мужем!.. Ей не страшен гнев Эриний,
Нет, словно похваляясь черным делом,
В тот самый день, когда родитель мой
Пал, умерщвленный по ее коварству,
В честь мертвого устраивает пляски,
Спасителям-богам приносит в жертву
Овец, — а я, я вижу все и, прячась,
Рыдаю, убиваюсь и кляну
Злосчастный «агамемноновский» праздник! [14] …«агамемноновский» праздник! — Греческая поговорка, означающая «роковой, смертоносный пир».
Ведь мне и плакать вволю не дают…
Потом она, с достоинством обычным,
Несчастную меня же попрекает;
«Ты, нечестивица, богов забыла!
Одна ль из смертных ты отца лишилась?
Одна ль горюешь?.. Пропадай же!..
Боги Подземные да не прервут твой стон!»
Вот как хулит… Но только слух дойдет,
Что близок брат Орест, летит ко мне
И в ярости кричит: «Ты виновата Во всем!
Не ты ль из рук моих когда-то
Похитила и увела Ореста?
Но знай-дождешься справедливой мзды!»
Так лается. Меж тем супруг светлейший,
С ней стоя рядом, вторит ей в подмогу, —
Он, весь разврат, весь подлость, он, который
Ведет сраженья женскою рукой!
А я томлюсь тоской, все ждут Ореста —
Когда ж придет наш истребить позор?!
Но нет его… Минувшие надежды
Погибли, нет и в будущем надежд.
Тут, милые, по праву можно стать
Несдержанной и неблагочестивой.
Да, злая жизнь толкает пас на зло.

Ведем мы разговоры… а Эгиста
Здесь нет, скажи? Он вышел из дворца?

Конечно. Будь он здесь, я за порог
Не перешла бы. За городом он.

О, если так, готова я смелее
С тобою разговаривать, сестра.

Его здесь нет, — все спрашивай что хочешь.

Что нового о брате знаешь? Скоро ль
Прибудет он иль нет? Я знать хочу.

Он обещал, но вот не держит слова.

Большое дело делают — подумав.

Его спасала я без всяких дум…

Терпи: он добр, он близких не покинет.

О, верю! — жить иначе не могла бы…

Ни слова боле: из дворца — я вижу —
Хрисофемида к нам идет, родная
Сестра твоя. Несет в руках дары,
Которыми Подземных почитают,

Какие речи вновь ведешь, сестра?
О чем шумишь, зачем под портик вышла?
У долгих лет не хочешь научиться
Напрасному не предаваться гневу?
Я и сама страдаю, сознаю,
Как тяжко все, и, если б стало силы,
Я показала б им свою… любовь!
Но в бурю лучше плыть, спустивши парус.
Зачем пытаться наносить удар,
Когда нет сил? Живи и ты, как я…
Однако я могу лишь дать совет,
А выбор — за тобой…
Чтоб быть свободной,
Покорствую, сестра, имущим власть.

Позор! Такого позабыв отца,
Ты матери преступной угождаешь!
Ведь все твои увещеванья — ею
Подсказаны, советы — не твои.
Одно из двух: иль осторожность брось,
Иль прежней оставайся, но о близких
Забудь. Сказала ты, что, будь ты в силах,
Им показала б ненависть свою, —
Когда ж я за отца отмстить пытаюсь,
Не помощью — помехой мне встаешь.
Предательство прибавить хочешь к бедам?
Ты мне скажи… нет, я сама скажу:
Что выиграю я, оставив вопли?
Ведь я… живу? — пусть дурно, но с меня
Достаточно: я жизнь им отравляю —
И этим чту отца, — коль есть отрада
Там, в царстве тьмы… А ненависть твоя —
Лишь на словах. С убийцами отца
Ты заодно… Когда бы обещали
Мне все дары, столь лестные тебе,
Я все ж не покорилась бы… Да будет
Твой пышен стол и жизнь твоя роскошна, —
А мне одна лишь пища: дух свободный.
Я не желаю почестей твоих,
И ты не пожелала б, поразмыслив.
Нет, не отца всех лучшего ты дочь,
А матери! Все низкой назовут
Предавшую родителя и близких.

Но надо гнева, ради всех богов!
Взаимно были б вам слова на пользу,
Когда б могли друг другу вы внимать.

Ах, девушки, успела я привыкнуть
К ее речам и слова б не сказала,
Когда б не слух, что страшное несчастье
Грозит прервать ее всечасный плач.

Какое ж горе мне грозит? О, если
Оно тяжеле прежних, я молчу…

Открою все, что привелось узнать.
Они хотят, за то что вечно стонешь,
Тебя схватить и заточить в темницу;
Останется тебе под сводом склепа
Своей несчастной доле гимны петь.
Подумай же, чтоб после, пострадав,
Не попрекать меня… Возьмись за ум.

Так поступить хотят они со мной?

Да — лишь Эгист в Микены возвратится.

Так пусть же возвращается скорей!

Несчастная! О чем сама ты просишь?

Пусть приезжает, если решено.

Иль хочешь пострадать?.. Где твой рассудок!

Хочу бежать от вас как можно дальше.

Иль жизнью ты своей пренебрегаешь?

Да… жизнь моя на диво хороша!

Была бы хороша, будь ты разумна.

Не обучай меня измене близким.

Учу тебя сильнейшим уступать.

Ну что же — льсти… Я действую иначе,

А лучше все ж не гибнуть безрассудно,

Погибну, если надо, за отца.

Но сам отец, я знаю, нас простит.

Тебя одобрят лишь дурные люди.

Упорствуешь? Со мной ты не согласна?

Нет, не настолько я сошла с ума,

Так я пойду, куда меня послали.

Куда?.. Кому несешь ты эту жертву?

Мать возлиянья шлет на холм отца,

Как?.. Больше всех он был ей ненавистен…

И ею был убит, — сказать ты хочешь…

Кто ж из друзей внушил ей эту мысль?

Ей, кажется, приснился страшный сон.

О боги предков! Ныне будьте с нами!

Тебя приободряет страх ее?

Скажи, каков был сон, тогда отвечу.

Не знаю, рассказать могу не много.

Все ж говори: не раз от двух-трех слов
И падали и возносились люди.

Ей снилось, говорят, что снова с нею
Родитель наш, вернувшийся обратно
На этот свет… И будто взял он скипетр,
Который прежде сам держал — но держит
Теперь Эгист, — и водрузил его
На очаге — и жезл процвел, и отпрыск
Покрыл ветвями весь Микенский край.
Так передали мне: она при людях
Рассказывала сон свой богу Солнцу.
Вот все, что знаю… да еще, что с жертвой
Меня послала в страхе…
Умоляю Богами рода, слушайся меня,
Не погуби себя своим безумьем:
Сама в беде меня ты призовешь.

Нет, милый друг, не вздумай возложить
Дары на холм: нести богопротивно
Отцу от ненавидящей вдовы
Заупокойный дар и возлиянья.
Нет, по ветру пусти их иль поглубже
Зарой, чтоб им не прикасаться к месту
Его успокоенья. Пусть сама,
Когда умрет, клад обретет сохранным.
Не будь она преступнейшей из женщин,
Не вздумала б возлить вино и мед
Убитому ее рукой супругу!
О, посуди, — как принял бы он почесть
От той злосчастной, что его сразила
И, тело изувечив как врагу, [15] …тело изувечив как врагу… — По поверью, чтобы оградить себя от мести убитого, нужно было изувечить его тело
Отерла кровь о голову его,
Чтобы себя омыть. И веришь ты,
Что ей помогут жертвы очищенья?
О нет! Оставь! Ты, от кудрей своих
Отрезав прядь, родителю снеси…
И от меня, от злополучной, тоже —
Ничтожный дар, нет лучшего, увы! —
Клок трепаных волос и пояс бедный…
Колена преклони, моли, чтоб встал он
Из-под земли и одолеть врагов
Помог нам благосклонно, чтоб Орест
Был жив и, мощный, их попрал ногами,
И мы смогли бы щедрою рукой
Могильный холм отца пышней украсить!
О, верю, верю: неспроста из гроба
Он ей послал зловещий этот сон.
О помоги, сестра, о послужи
Себе, и мне, и нашему отцу
Любимейшему, чей приют в Аиде.

Благочестива речь ее, и если
Разумна ты, все, милая, исполнишь.

Исполню. Если ясен долг, для спора
Уж места нет, — и надо торопиться.
Но, милые, молчите — заклинаю —
О том, что я решаюсь предпринять:
Ведь если мать проведает, тогда
Придется мне жестоко поплатиться.