Борис Карлов - Капитал

Белугин, бегло осмотрев шкатулку, запирает её в кейс.

Белугин. Знаете что, Давид Семёнович… Я много думал и пришёл к выводу… Что нам необходимо пересмотреть условия нашего контракта. Согласитесь, мой риск и моя работа неизмеримо больше. Вы, всего-навсего, обворовали свою родственницу, а это — не работа. Да-да, мне всё известно. Вы совершили уголовно наказуемое деяние, и скажите спасибо, что я не требую от вас денег за моё молчание.

Цукерман. Что вы говорите!

Белугин. К тому же, по тем документам, которые вы же сами помогли мне состряпать, шкатулка не представляет никакой художественной ценности.

Цукерман. Как это некстати!

Белугин. Хорошо, так и быть. Если дело выгорит, может рассчитывать на полтора-два процента. Это бизнес, дорогой мой Давид Семёнович, а в бизнесе выживает сильный.

Роза Моисеевна. Слушай, основоположник, хотя ты и дурак, но ты всё-таки еврей. Тресни чем-нибудь по голове этого государственного бандита.

Карл Маркс наклоняет бронзовый бюст, и тот опрокидывается, звучно ударяя по темечку начинавшего подниматься Белугина. Белугин садится и обвисает, словно тряпочная кукла.

Цукерман хватает бюст, ставит на место, шлёпает Белугина по щекам.

Цукерман. Эй, слушайте… как же это… Роза! Я ничего не понимаю! Как он упал?.. Эй! Очнитесь!..

Белугин открывает глаза, смотрит по сторонам.

Белугин. Что это… Мне стало плохо?..

Прижимает к груди дипломат.

С улицы сигналит автомобиль.

Дайте руку… Помогите мне дойти до машины.

Цукерман выводит Белугина из лавки.

Карл Маркс, врубив свою оглушительную музыку, делает в сторону Розы Моисеевны прощальную рокерскую «козу» и тоже выходит. Роза, в подражание, делает ему вслед такой же жест.

Слышно как трогается автомобиль, с треском уезжает мотоцикл.

Возвращается Цукерман.

Роза Моисеевна. Он уехал?

Цукерман. Он вернётся.

Роза Моисеевна. Там у него будут большие неприятности.

Цукерман. Но потом, когда он приедет, неприятности будут у меня, здесь.

Роза Моисеевна. Он ничего тебе не сделает.

Цукерман. Господи, от кого я это слышу!.. Кто это ещё вчера запугал меня чуть-чуть не до разрыва сердца?

Роза Моисеевна. Всё-таки этот мерзавец на государственной службе. Его самого так тряхнут и так запугают, что он всю жизнь будет делать вид, что незнаком с тобой.

Цукерман. Правда?.. Розочка, ты меня успокоила. Но эти молодые люди, которых я хотел обмануть, они ведь ненавидят меня!

Роза Моисеевна. Они всё простили.

Пауза.

Цукерман. Знаешь, Розочка, я так устал сегодня… Можно я закрою лавку?

Роза Моисеевна. Правильно, Додик. Тебе необходимо успокоить нервы и подкрепиться. Поезжай сначала на кладбище, посиди на лавочке возле могилы и послушай голоса птиц. А потом пообедай с вином в хорошем ресторане.

Цукерман достаёт связку ключей, затворяет дверь в подсобку.

Теперь из зала виден портрет его супруги в траурной рамке.

Цукерман (обращаясь к портрету). Розочка, я именно так и сделаю.

Целует портрет, медленно выходит, гасит за собой свет.

Один за другим выходят на сцену, произносят свои монологи и остаются в затемнении действующие лица.

Первые четверо выходят из правой кулисы, остальные — из левой.

Алексей. Не волнуйтесь, это уже эпилог. У нас всё сложилось хорошо. Как говорят в сказках, мы жили долго и счастливо. А шкатулка… она оказалась не настоящей. Поразительно ловко сработанная когда-то в Германии копия. В своё время там были великие мастера морочить головы…

Ольга. Правда, у нас всё замечательно. Наш кредитор… (Смотрит на Алексея.)

Алексей. «Монолит-Гарант».

Ольга. Он лопнул. Тогда же, на третий день, когда наступил последний срок.

Алексей. Как мыльный пузырь.

Ольга. Сбежал с деньгами. Он теперь в розыске, а нам не пришлось возвращать последнюю часть кредита. Зато, при участии Давида Семёновича, моего дяди, мы купили новую мебель.

Санёк. Через год я получил повышение.

Шилов (выглядит респектабельно). Я вовремя завязал. Теперь многие из вас меня знают. У меня есть имя и персональные выставки. Был момент, когда я отточил своё мастерство до полного совершенства. Но теперь, когда всё есть… потерялось что-то главное… Со временем думаю перебраться в Штаты. Американцы глупы, им легче задурить головы.