Геннадий Никитин: Чаша бытия

Перешли к ней в комнату.

Она. Садитесь сюда. Только осторожнее, Пахомий Николаевич, оно сломано. Теперь он сидит, а она хлопочет у стола. А мы там, где я была, тоже прекрасно посидели, поговорили…

О н. Выпили, закусили…

О н а. Ну конечно, и выпили и закусили. Среди гостей был один юрист, рассказывал разные всякие вещи…

О н. Что, про суд, что ли?

О н а. Да не совсем. Ешьте, Пахомий Николаевич, угощайтесь! (Смеясь.) Только что я была вашей гостьей, а теперь вы у меня в гостях!

О н. Поем, поем, можешь не уговаривать. (Смотрит на стену.) А это что, откуда такая картина?

О н а. Это картина очень хорошего художника. Конечно, копия, но старая. Вот пойдете в Эрмитаж — увидите оригинал!

О н. А что это я не пойму, про что она? Религиозная?

О н а. Ну, как вам сказать… Изображено рождение Христа. В корзине — младенец, слева — Мария…

О н. Понятно, понятно. Вам тут какая-то Мапа или Капа, не понял, звонила.

О н а. Мапа! Мапа! (Смеется.) Мы ее так зовем с детства. «Мапа — Папа». Дивные пирожные. А какой эклер! Это где же вы купили, в «Севере», на Невском? Только там они такие.

О н. А шут его знает. Ходил-ходил по твоему городу. Еле ноги приволок. Насмотрелся — во!

О н а. Ну подумайте.

О н. Я дочке обещал: сдаст — съездит в Ленинград, дам денег.

О н а. А я сегодня и о вас немножко рассказывала, Пахомий Николаевич!

О н. Это про что же, извиняюсь?

О н а. Как мы с вами подружились!

О н. Взяла бы меня с собой в гости. Я бы им такого порассказал! У них бы уши торчком встали. Я знаешь сколько в своей жизни перевидал! Твоему юристу и не снилось.

О н а. А мне, кстати, не понравилось, как он рассказывал. Довольно зло и все время посмеивался каким-то дурацким смехом.

О н. Во-во, такой тебе насудит!

О н а. Когда он ушел, я прямо сказала: мне ваш юрист не нравится. А Вера, моя приятельница, и ее муж говорят: «Он интересный человек!» А что значит — интересный? Да, вот я их так и спросила. И они мне толком не ответили. А вы, Пахомий Николаевич, кого считаете интересным?

О н. А сам себя! Чем не молодец? Волос — во, ни одного седого! Не злой, не жадный, на работе всегда первый! Что еще? Руки? Хоть часы, хоть паровоз — разберу и соберу по винтику!

О н а. А утюг? У меня утюг не работает…

О н (от души смеется) . Утюг! Ух, чуть от смеха не свалился. Да смешно. Так. Что еще? Пью. В меру! А кто не пьет?

О н а. А ваша жена… тоже так думает о вас?

О н. Про жену лучше не будем.

О н а. Ну не будем, так не будем. Кушайте, очень хорошая колбаса…

О н. Вот у нее, если уж на то пошло, ни к чему нет интереса. В голове — одна «чистота». Вот и копается, и моет чего-то, и скребет с утра до ночи! Курица. А какое хозяйство? Нас трое да две сотки огорода. А с человеком поговорить — этого нет. Придешь домой — сплошные нервы. Ну поговори ты со мной, поговори! Посиди хоть, послушай, что я тебе скажу. Нет. «Принес», «не принес» — вот и весь интерес! Да что там, шум, крик, скандалы — это пожалуйста. Мое причалище — моя работа, отдыхаю душой. И сменщик у меня — вот такой. (Выставил большой палец.)

О н а (тон шутки) . А вы почаще в Ленинград приезжайте. Как у вас на курсах?

О н. Нормально. Проехался не зря. У нас тоже свой прогресс, технический. Эх, если бы мне жить в Ленинграде!

О н а. Ну и что же тогда было бы?

О н. Ну-у! Все.

О н а. Ну что, например?

О н. Все. Я знаю.

О н а. По-моему, вы преувеличиваете. Все зависит от человека, все внутри нас.

О н (прерывает) . Пенсия придет — что будешь делать?

О н а. Я пенсии не боюсь…

О н (прерывает) . Не боишься? А я иной раз думаю — хоть бы не дожить. Вот как.

О н а. Я работу свою люблю. Но я и многое другое очень люблю!

О н. Да все правильно, кто спорит, все внутри. (Жест.) Тут. Но, между прочим, не совсем! (Вертит в руках сигарету.) Погоди, пойду курну на лестницу.

О н а. Да зачем! Окно открыто, курите здесь.

О н. Нет-нет, здесь не буду, вам спать здесь… (Идет из комнаты.)

О н а (идет за ним) . Ну пойдемте тогда на кухню, вполне современное место для разговоров!

О н (закурил, помолчал) . Внутри, это верно. Да не только. Вот в войну, на фронте… Были мы совсем еще пацаны. Было это, как раз когда отменили, помнишь, ромбы и перешли на погоны… Вот, значит, когда дали погоны, то стали нам говорить о традициях. Понимаешь? О традициях русской армии. Стали рассказывать о Кутузове, о Суворове… О Наполеоне. Да нет, что я — это чужой. Еще об этом, об Александре Невском… Да ты лучше меня их знаешь.