Леонид Андреев - Савва

Тюха.Нет, а по-настоящему! По-настоящему, понимаешь?

Сперанский.Понимаю. Неизвестно. Никому не известно, Антон Егорыч.

Тюха.Тише! (Кривит весело лицо, закрывая рот рукой и озираясь.)

Сперанский (шепотом) . Чего вы?

Тюха.Молчи, молчи! Слушай.

Оба слушают.

Тюха (шепотом) . Это — рожи.

Сперанский.Да?

Тюха.Это — рожи идут. Множество рож. Видишь?

Сперанский (вглядываясь) . Нет, не вижу.

Тюха.А я вижу. Вот они, смеются. Отчего ты не смеешься, а?

Сперанский.Мне очень грустно.

Тюха.Нет, ты смеешься, все смеются. Молчи, молчи!

Пауза.

Тюха.Слушай: никого нет. Никого, понимаешь? И Бога нет, и человека нет, и зверя нет. Вот стол — и стола нет. Вот свечка — и свечки нету. Одни рожи, понимаешь? Молчи! Молчи! Я очень боюсь.

Сперанский.Чего?

Тюха (близко наклоняясь) . Помереть со смеху.

Сперанский.Да?

Тюха (утвердительно кивая головой) . Да. Помереть со смеху. Увижу такую рожу и начну хохотать, хохотать, хохотать и умру. Молчи, молчи, я знаю.

Сперанский.Вы никогда не смеетесь.

Тюха.Нет. Я постоянно смеюсь, только вы этого не видите. Это ничего.

Я только умереть боюсь: увижу такую рожу и начну хохотать, хохотать, хохотать. Так, подступает. (Потирает себе грудь и горло.)

Сперанский.Мертвые все знают.

Тюха (таинственно, со страхом) . Я Савкиной рожи боюсь. Очень смешная, от нее можно умереть со смеху. Главное дело, остановиться нельзя, понимаешь? Будешь хохотать, хохотать, хохотать! Тут никого нет?

Сперанский.По-видимому, никого!

Тюха.Молчи, молчи, я знаю. Молчи.

Пауза. Шаги становятся громче, как будто в самой комнате.

Тюха.Идут?

Сперанский.Да, идут.

Пауза.

Тюха.Я тебя люблю. Спой-ка ты мне эту, твою… А я слушать буду.

Сперанский.Извольте, Антон Егорыч… (Поет вполголоса, почти шепотом, протяжным и заунывным мотивом, несколько похожим на церковный.) «Все в жизни неверно, и смерть лишь одна — верна, неизменно верна! (С возрастающей осторожностью и наставительностью, жестикулируя одним пальцем, как будто передает тайну.) Все кинет-минует, забудет, пройдет — она не минует, найдет! Покинутых, скорбных, последних из нас, до мошки, незримой для глаз»…

Тюха.Как?

Сперанский.«До мошки — незримой для глаз. Прижмет, приголубит и тяжкий свой брачный наденет венец, и — жизненной сказке конец». Все, Антон Егорыч.

Тюха.Молчи, молчи. Спел и молчи.

Входит Липа, отворяет окна, отодвигает цветы и смотрит на улицу. Потом зажигает лампу.

Тюха.Это кто? Ты, Липа? Липа, а Липа, куда они идут?

Липа.На праздник, ты же знаешь. Шел бы и ты спать, Тюха.А то увидит папаша, рассердится.

Сперанский.Много идет народу, Олимпиада Егоровна?

Липа.Да. Только темно очень, не рассмотришь. Что это вы такой бледный, Григорий Петрович? Даже неприятно смотреть.

Сперанский.Такой вид у меня, Олимпиада Егоровна.

В окно осторожно стучат.

Липа (открывая окно) . Кто там?

Тюха (Сперанскому) . Молчи! Молчи!

Послушник (просовывая в окно улыбающееся лицо) . А Саввы Егорыча нет? Я же его в лес хотел позвать.

Липа.Нет. Как же это вам не стыдно, Вася! У вас такой завтра праздник, а вы…

Послушник (улыбаясь) . Там и без меня народу много. Скажите Савве Егорычу, что я в овраг пошел, светляков собирать. Пусть покричит: го-го!

Липа.Зачем вам светляки?

Послушник.Да монахов же пугать. Поставлю два светляка рядом, как глаза, они и думают, что это черт. Скажите же ему, пусть покричит: го-го-го! (Исчезает в темноте.)

Липа (вдогонку) . Сегодня он не может… Убежал!

Сперанский.Нынче, Олимпиада Егоровна, троих на кладбище хоронили.

Липа.Вы Саввы не видали?

Сперанский.Нет, не пришлось, к сожалению… Троих, я говорю, хоронили. Старика одного, может, знаете: Петра Хворостова?

Липа.Да, знаю. Умер?

Сперанский.Да. Его да двоих ребят. Бабы очень плакали.

Липа.Отчего они умерли?

Сперанский.Извините, не поинтересовался. Детское что-нибудь. А вы не изволили замечать, Олимпиада Егоровна, что, когда ребенок умрет, он делается весь синий? И вид у него такой, будто он хочет закричать. У взрослых лицо спокойное, а у них нет. Отчего бы это?