Алжернон Суинберн - Атланта в Калидоне

Под тисами и шапками голов сосновых,

Забрались в тёмные зелёные дубравы,

И там и здесь искали — ни следа нет,

Ни запаха добычи; и сказал тогда Плексипп:

«Поможешь или нет нам, Артемида,

Кабанью твою шкуру сильными руками мы сдерём»;

Но речь прервал, не высказав всего,

Заметив там, где ил зелёный тёплого болота

В нестройном шуме тростника неспешно колебался,

Среди сырых, многоразличных трав дремотных,

Что бредя спят, виденьями кормимы,

Чудовища огромного слепую тушу.

Увидев зверя, задрожал, хвалы желая, он

И дрот двойной метнул, но дрогнула рука

И промахнулся, одержим желаньем сильным:

Горяч он духом, волей, но слаб телом,

Рука хоть ревностна, однако неверна; и древко

Сквозь тростники пробившись, в тамариска ствол

Ударилось и с силой отскочило; все застыли,

Лишь Аталанта — аркадийка псов спустила,

И ринулись они, таща ремни, и погрузились

По уши в воду, до добычи добираясь, а она,

Сказав: «Ускорь её, ведь в честь твою стреляю,

Богиня», натянула лук, спустила; тетива

Запела, отпустив стрелу, и воздух засвистел

Сырой, и по молчавших тростников плюмажам

Прошла волна, как в безмятежном море.

Но вепрь уж над водой вздымался, отрясая

Бока от ила; он дрожал от боли в ране

И ярости; огнём горели злобные глаза,

Щетина на хребте восстала дыбом,

Проваливаясь, рвался — висли на боках собаки -

Марая кровью белые цветы, траву сдирая.

Так, клацая клыками, он добрался и ударил

Гилея, и нашёл сей муж внезапно смерть,

И вечный сон в его глаза вселился.

Тогда Пелей, чрезмерно руки напрягая,

Пустил стрелу, но вбок она ушла и поразила

В подмышку левую его любезного собрата,

Поколебался тот и пал, как и стрела упала,

И пенистая кровь всё оросила сразу,

Свалилось тело, мёртвыми взмахнув руками,

Ударившись о землю с громким стуком -

Так смерть нашёл Эвритион достойный.

Удачливей была стрела кадмийца,

Амфиарая — ясновидца: наконечник

Священный зверю злобный глаз пронзил,

Пройдя под бровь кровавой этой твари,

Убийством распалённой; но вперёд упрямо

Стремился вепрь, вздымаясь, издавая рёв

Не меньший, чем рычание ручьёв конца зимы,

Когда они пену несут в желтеющее море.

Как башня, развалившись в пекле битвы,

Обломки арок, стен кидает на равнину,

Крушит внизу железные цветы войны,

Разбив обугленные члены и поверженные трупы,

Так сквозь хаос поломанных кустов и ветвей

Шумя и топая, весь в боевом пылу,

И в сторону склоняясь от клыков кабаньих,

Медлительный, неловкий от огромной силы

Анкей прорвался; но, как лёгкий снег,

Он пал, ослабли все его литые мышцы,

И члены зверь порвал, и кровь полилась,

И был растерзан храбрый воин на куски.

Герои все дыханье затаили, руки опустив,

Глядели в ужасе; но Мелеагр, твой сын,

Встал на пути у злобного проклятья,

Как камень, тверд и смел, он губы сжал,

Взгляд устремил на зверя, тело напрягая,

Упрямый подбородок опустил к груди,

Сжав челюсти, стал страшен словно бог -

Нацелил влево он своё тяжёлое копьё,

Обняв рукой рябиновое древко, и ударил;

И без замаха ранен был кабан ужасный,

Вошло оружье чрез щетину под последнее ребро,

Пронизав шкуру и пройдя сквозь кость

Глубоко; и, до смерти поражённый,

Громадный страх, утыканный древками стрел,

Скакнул и пал, и с бешеной губы

Пеной пролился гнев последний его жизни.

Поодаль стоя, все с весёлыми сердцами

Восславили Зевеса и богов, но прежде Артемиду;

А Мелеагр, нож наточив, освежевал

Добычу, обретя трофей роскошный;

И все, разгоряченные работою опасной,

Присели отдохнуть и выпили, смеясь,

Пот вытирая жаркий с успокоенных бровей.

Ведь много мягких трав, что выше тростника

Растут для сна приятного, нарциссы колдовские

И низко стелющийся донник, разные побеги

Весною расцветают, и прекрасней всех

Горят тяжелые соцветья синих гиацинтов,

Огнём сияют жёлтые цветы, бутоны

Готовятся расцвесть прекрасных лилий, листья

Раскрылись нежные, дриад лаская ноги;

Плющи, оливы и священный тополь,

И прочие растения — весны приметы.

Там до сих пор сидят они; меня же царь

Понудил поспешить явиться в город твой;

Вы все ликуйте, благодарность возносите:

Ушли отныне прочь все беды Калидона.

АЛФЕЯ

Хвала богам; то благо, что они свершили,

А то, что будет, пусть сокроют до поры.

Светлы твои слова: пусть было в них и горе,