Дмитрий Мережковский - Гроза прошла

Палицын. Я привык.

Елена. Привыкли?

Палицын. Да, я всегда один.

Елена. И в такой тишине?

Палицын. Всю жизнь…

Елена. До самой смерти?

Палицын. Эта тишина и есть одиночество.

Елена. В ней есть что-то безнадежное.

Палицын. Да, и от нее нельзя спастись нигде: куда бы ни уехал, как бы ни волновался, что бы ни делал — рано или поздно останешься один в своей комнате и будет снова эта тишина… Прислушиваешься к ней; и мысль о смерти подходит так близко, как будто нет ни времени, ни жизни, а есть только смерть… и эта тишина.

Елена. Смерть… Вы часто о ней думаете?

Палицын. Мне кажется иногда; что я о ней только и думаю, больше ни о чем.

Елена (живо). Да. да… Не правда ли? H y меня так же… Только я этого никому не говорю.

Палицын. Не надо… Другие не поймут. Елена. Да. Мы с вами родные… (Он становится на колени перед нею; она молча смотрит на него с улыбкой и потом кладет ему руки на плечи). Бедный!.. Как я уйду от вас, как оставлю опять одного в этой тишине!

Палицын. Не уходи! Родная… пожалей меня…

Елена. Не уходить?.. (Она наклоняется, обнимает его голову и целует, потом быстро встает). Нет, дайте шляпу… Пора…

Палицын. Зачем?

Елена. Он больной… один, может быть, умрет… Разве я могу бросить… (Она хочет взять свою шляпу с камина и рядом замечает пакет). Что это?

Палицын. Деньги.

Елена. Сколько?

Палицын. Сто тысяч.

Елена (с улыбкой взвешивая на руке пакет). Как легко… как удивительно легко!.. Так вот они — эти деньги!.. Здесь на руке моей все: смерть или жизнь мужа, его будущность, его слава, мое спокойствие, воспитание сына, его счастие, и, может быть; его честь; все, все здесь, в этих бумажках…я могу взять их или оставить… Как это глупо и страшно!.. (кладет деньги на столике рядом с креслом и идет, чтобы одеться). Где мои перчатки?

Палицын. Неужели сейчас?.. Сейчас один и в этой тишине навсегда до смерти!.. О, пожалей меня!..

Елена (снова подходит к нему и опускается в кресло). Зачем я пришла?.. Не надо было…

Палицын. Скажи еще раз, что любишь…

Елена (тихо). Разве ты не видишь?..

Палицын. Елена!.. (он обнимает ее).

Елена (указывает на пакет с деньгами). Нет, нет… пусти… Здесь, рядом с деньгами!..

Палицын. Не уходи…

Елена (еще тише). И ты будешь счастлив, счастлив навсегда?..

Палицын. Навсегда!

Елена (закрывая лицо руками). Не надо…

Палицын. Ты не любишь?

Елена. Нет, нет! Люблю… Я хочу, чтобы ты был счастлив… навсегда!

Занавес

Приемная в редакции журнала. Высокая комната. Мебель из тесного резного дерева и кожи. На черных полках номера журналов в одноцветных обложках. Справа (от зрителей) дверь в квартиру редактора, слева — в прихожую, посередине — в контору. Средняя дверь открыта настежь, так что виден большой, великолепно сервированный к званому обеду стол с несколькими канделябрами, фруктами и цветами. Обед окончен. Только что произнесены тосты, одни гости с недопитыми бокалами, оживленно разговаривая, выходят в приемную; другие еще за столом, чокаются с хозяином, Калиновским. Лакеи приносят ликеры и кофе.

Гости (выходящие из-за стола). Критик (громадного роста, одетый не очень опрятно, с красным лицом и хитрыми глазами. Молодой беллетрист (с бледной остренькой физиономией, чрезвычайно бойкий и насмешливый).

Некоторые из гостей (за столом). За здоровье редактора!

Другие. Ура!.. Разные голоса. Господа, тише, тише!.. Слушайте!

Критик (наливает себе ликер и подходит к столику, на котором стоит ящик с сигарами). А ведь должно быть дорогие!.. (Закуривает). Аромат!.. (похлопывает беллетриста по плечу). Да, молодой человек, хорошо быть редактором журнала с такой подпискою… Не то, что мы пролетарии…

Беллетрист (насмешливо смотрит в пенсне). А знаете, я давно ведь заметил по форме ваших глаз, что вы, должно быть, крайне завистливый человек. Впрочем, критики вообще завистливый народ.

Гости и хозяин выходят в приемную, у всех бокалы шампанского в руках.

Калиновский — очень изменился: у него здоровое румяное и радостное лицо. Елена — грустная и бледная, в простом черном платье. Петров — простодушный старичок в военном мундире. Он становится в торжественную позу перед Калиновским, который смущенно улыбается. Старцев, Стожаров, романистка, Висконти, жена критика и другие.

Некоторые из гостей. Здесь гораздо прохладнее… и можно курить. Говорите, Илья Ильич, мы слушаем, говорите же!..

Петров (самодовольно, скромно и торжественно). Два слова, господа, два слова… Мы собрались под сенью этой гостеприимной кровли, чтобы, так сказать, в семейном кружке отпраздновать громадное, небывалое увеличение подписки и расширение того честного издания, во главе которого стоит наш любезный хозяин, Игнатий Петрович Калиновский… Мы все, господа, как представители русского общества, обязаны всеми силами поддержке этого деятеля, который в незапятнанных руках несет знамя высоких принципов…