Владимир Набоков: Скитальцы

Да это гроб, а не кабак!..

Открою,
открою…

Ах!..

Однако, — не скажу,
красавица, чтоб ты спешить любила,
хоть ты любить, пожалуй, и спешишь…
Да что с тобой? Ты на меня глядишь
растерянно… Ведь я же не грабила…

Простите, путник строгий…

Позови
хозяина. Прости и мне; брюзгливо
я пошутил; усталость неучтива.
Мне нравятся печальные твои
ресницы.

Плащ снимите да садитесь
сюда, к огню.

Ладони, насладитесь
живым теплом алеющих углей!
Подошвы, задымитесь, пропуская
блаженный жар! И ты будь веселей,
моя душа! Смотрю в огонь: какая
причудливая красочность! Смотрю —
и город мне мерещится горящий,
и вижу я сквозь траурные чащи
пунцовую, прозрачную зарю,
и голубые ангелы на глыбах
оранжевых трепещут предо мной!
А то в подвижных пламенных изгибах
как будто лик мне чудится родной:
улыбка мимолетная блистает,
струятся пряди призрачных волос, —
но паутина радужная слез
перед глазами нежно расцветает
и ширится, скрывая от меня
волшебный лик — мой вымысел минутный, —
и вновь сижу я в полумгле уютной,
обрызганной рубинами огня…

Дочь не шутила… Впрямь он незнаком мне…
но голос…

Здравствуй, друг бездомных! Помни
пословицу: кто всем приют дает,
себе приют в любой звезде найдет…

Мне голос ваш напомнил, ваша милость,
ночь в глушнике…

…И, верно, вой зверей
голодных. Да, — душа моя затмилась
от голода… Но прежде — лошадей
и моего возницу (мы изрядно
сегодня потрепались) накорми.

Слуга мой Джим займется лошадьми
и остальным… Но вам, о гость отрадный,
чем услужу? Тут, в погребе сыром,
есть пенистое пиво, рьяный ром,
степенный порт, малага-чародейка…

Я голоден!

Есть жирная индейка
с каштанами, телятина, пирог,
набитый сладкой дичью…

Это вкусно.
Тащи скорей.

Узнать, спросить бы… да,
спрошу… нет, страшно…

Хлеб-то где ж? Беда
с тобою, дочь!

Спрошу…

Червяк капустный —
ох, Сильвия, — в салат попал опять!

Нет…

Кружку! Да не эту! Вот разиня…
Да двигайся! Подумаешь, — богиня
ленивая… Ну вот. Ты можешь спать
теперь идти.

Отселе — далеко ли
до Старфильда?

Миль сорок пять, не боле.

Там… в Старфильде… семья есть… Фаэрнэт, —
не знаешь ли? Быть может, вспомнишь?

Нет,
не знаю я; бываю редко в этом
плющом увитом, красном городке.
В последний раз, в июне этим летом,
на ярмарке…

Там, в милом липнике,
я первую прогрезил половину
нескучной жизни. Завтра, чуть рассвет,
вернусь туда; на циферблате лет
назад, назад я стрелку передвину,
и снова заиграют надо мной
начальных дней куранты золотые…
Но если я — лишь просеки пустые
кругом найду, но если дом родной
давно уж продан, — господи, — но если
все умерли, все умерли, и в кресле
отцовском человек чужой сидит,
и заново обито это кресло,
и я пойму, что детство не воскресло,
что мне в глаза с усмешкой смерть глядит!

Осмелюсь понаведаться: отколе
изволите вы ехать?