ОШИВЕНСКАЯ:
Не беда, голубушка. Вот посмотрели бы вы, как я выхожу на паспортных карточках. Бог знает, какая морда.
МАРИАННА:
И это еще цветочки: фильм показывали только своим. Но теперь он пойдет по Берлину, а потом по всему миру и вместе с ним мои дурацкие жесты, мои гримасы, моя невероятная походка…
ОШИВЕНСКАЯ:
Я вот что хотела попросить вас, моя дорогая. Нам нужно переезжать и нет ни гроша. Не могли бы вы — ну, так марочек пятьдесят — одолжить?
МАРИАННА:
Одолжить? Ах, вы вот о чем?.. Да… Я сегодня как в тумане. Нет, Евгения Васильевна, у меня тоже ничего нет. Весь мой заработок я потратила на платья.
ОШИВЕНСКАЯ:
Ах вы, модница. Ну, ничего не поделаешь…
МАРИАННА:
На платья! Я себе купила дивное, белое, модель. И знаете для чего? Чтобы… Ах, да что говорить!..
ОШИВЕНСКАЯ:
Говорите, говорите; я, знаете, гроб-могила, никогда не сплетничаю.
МАРИАННА:
Наплевать мне на фильм. Вовсе не в нем дело. А дело в том, что я полюбила, полюбила, как дура. Попалась, значит. И он меня бросил. Вот и все.
ОШИВЕНСКАЯ:
Кто же это, немец, что ли?
МАРИАННА:
Пускай будет немец, китаец — не все ли равно… Или американец.
ОШИВЕНСКАЯ:
Перемелется, душенька. Всем не сладко живется. Марочку, вашу тезку и мою внучку, тоже вот муж бросил. Значит, за то, что гражданским браком венчались. Да, житье не сладкое. Куда мы вот денемся с моим стариком, куда денемся, просто не знаю.
МАРИАННА:
Евгения Васильевна, можно по телефону поговорить?
ОШИВЕНСКАЯ:
А вы в комнату пройдите. Там съехал жилец, а телефон остался. Не бойтесь, не бойтесь, пустая комната. (Марианна уходит в дверь, что в задней стене.)
Ошивенская, кряхтя, придерживая рукой подол, отпихивает ногой чемодан в угол. Нагибается, пробует замок. Стук в дверь.
ОШИВЕНСКАЯ:
Войдите — херайн. (Входит поспешно Кузнецов.)
КУЗНЕЦОВ:
Однако и катавасия у вас!
ОШИВЕНСКАЯ:
Вот спасибо, что зашли… Вот спасибо…
КУЗНЕЦОВ:
Мне жена передала вашу просьбу. Я пришел за пакетом.
ОШИВЕНСКАЯ:
Как же, как же… большое вам спасибо.
КУЗНЕЦОВ:
Я спешу.
ОШИВЕНСКАЯ:
Ах, да, ведь муж хотел с вами побеседовать. У него очень важный к вам разговор.
КУЗНЕЦОВ:
Мой поезд уходит в семь часов. Мне до отъезда еще нужно побывать в одном месте.
ОШИВЕНСКАЯ:
Муж внизу, он сию минутку придет. Обождали бы, батюшка?
КУЗНЕЦОВ:
Сейчас не могу. А пакетик ваш не легкий. Если хотите, могу еще раз заглянуть — по дороге на вокзал?
ОШИВЕНСКАЯ:
Вот уж было бы хорошо! Тут вот адрес записан, разберете?
КУЗНЕЦОВ:
Да, конечно. Только теперь не Морская, а улица Герцена {18} 18 Только теперь не Морская, а улица Герцена. — В Санкт-Петербурге, в доме 47 по Большой Морской (с 1902 г. — Морская), в 1899 г. родился и до 1917 г. жил Набоков. В 1920 г. Морская была переименована в улицу Герцена. В настоящее время улица вновь называется Большой Морской.
.
ОШИВЕНСКАЯ:
Куды нам знать: Герцен, Троцкий, не разберешь их… Посылочку не потеряйте. Привет милой Ольге Павловне.
КУЗНЕЦОВ:
Да нет, я уж с ней простился. До свиданья. Зайду через полчаса. (Он уходит.)
Марианна возвращается, вяло переходит через комнату, вяло опускается на стул.
МАРИАННА:
Он уехал.
ОШИВЕНСКАЯ:
Вы о ком, голубушка?
МАРИАННА:
(Злобно.) Ну и скатертью дорога!
ОШИВЕНСКАЯ:
Много на свете дорожек. В мое время одна дорога была — прямая, широкая, а теперь видимо-невидимо развелось — и вкривь и вкось. Треплет нас, ох как треплет! И вот хотите, я вам скажу, откуда все зло берется, откуда зло выросло…
Входит Ошивенский.
ОШИВЕНСКИЙ:
Ничего не вышло. Заговорила о полиции. (Садится, стучит пальцами по столу.)
ОШИВЕНСКАЯ:
Что-то теперь будет, Господи ты мой…
ОШИВЕНСКИЙ:
Только не хнычь.
МАРИАННА:
Я пойду.
ОШИВЕНСКАЯ:
Грустная вы сегодня, душенька. Ну, идите, Бог с вами. И у нас не весело.
ОШИВЕНСКИЙ:
Всего доброго, всего доброго. В раю небесном, дай Бог, увидимся.
МАРИАННА:
(Безучастно.) Да, да, как-нибудь созвонимся. (Уходит.)
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу