Дмитрий Мережковский - Царевич Алексей (трагедия в 5-ти действиях)

Молчание.

Марья.А что, Петрович, сам-то болен, слышь?

Алексей.Болен.

Марья.Тяжко?

Алексей.Причастили.

Марья (крестясь). Дай-то Бог, дай Бог, совершение! (Шепотом) . Не выживет?

Алексей.Как знать? Сколько раз отчаян был в смерть, а глядь, и отдышится.

Марья.Да. двужильный. Ну, да не ныне, так впредь живот свой скончает от безмерного пьянства и женонеистовства. Я чай, не умедлится. Погоди, Петрович, доведется и нам свою песенку спеть: наследство тебя не минует…

Алексей.Что наследство. Марьюшка! С плахи на престол, да с престола на плаху. Не то что ныне от батюшки, а и после него мне на себя ждать того же: постригши, заточат в монастырь, как матушку, замучают. Лучше бы я и на свет не родился!

Марья.Не малодушествуй, царевич, не гневи Бога, не ропщи. Положись весь на Христа, Алешенька: выше силы не попустит Он быть искушению.

Алексей.Выше силы! Выше силы!

Марья.Не говори слов хульных, дитятко. Смирись, потерпи…

Алексей.Довольно я тепел, не могу больше! Пусть бы только за себя, а за царство, за церковь, за весь народ христианский как терпеть? Что он делает, что он делает! Навуходоносор, царь Вавилонский, рече: «Бог есмь аз», да не Богом, а зверем стал [4]Так вот и он. «Велик, говорят, велик государь». А в чем его величество? Тиранским обычаем царствует. Топором да кнутом просвещает. На кнуте далеко не уедешь. И топор – инструмент железный – невелика диковина: дать две гривны. Все-то заговоров, бунтов ищет. А того не видит, что сам первый бунтовщик и есть. Ломает, валит, рубит с плеча, а все без толку. Сколько людей казнено, сколько крови пролито! А воровство не убывает. Совесть в людях незавязанная. И кровь не вода. – вопиет о мщении. Скоро-де, скоро снидет гнев Божий на Россию, и как станет междуусобие, тут-то и увидят все: такая раскачка пойдет, такое глав посечение, что только: швык-швык-швык…

Марья (злорадно смеясь). Швык-швык-швык!

Алексей. И тогда-то из великих кровей тех выйдет Россия, омытая, паче снега убеленная, яко Жена, солнцем одеянная! [5]

Марья (торжественно). Буди! Буди! Аминь.

Стук в дверь.

Марья.Кто там?

Голос (из-за двери). Вахрамеевна.

Марья.Войди.

Входит верховая боярыня Сундулея [6] с двумя боярышнями и кланяется в ноги Алексею.

Сундулея.Здравствуй, государь царевич, батюшка.

Алексей.Здравствуй, боярыня. Что скажешь?

Сундулея.Царица матушка спосылать к тебе изволила, милости твоей видеть желает.

Алексей.К себе в хоромы зовет?

Сундулея.Нет, сама пожалует.

Алексей.Доложи, что рад видеть царицу.

Сундулея уходит.

Марья (боярышням). Спускайте-ка запаны, закрывайте ставни, боярышни.

Боярышни закрывают ставни на окнах и приносят свечи.

Алексей.А тетенька все еще свету дневного боится?

Марья.И-и, батюшка, пуще прежнего! Сама, почитай, слепенька, а чуть свет в щелку увидит, так и встрепещется: ножом ей свет режет глазыньки. Ну, да и то сказать: тридцать годов в темноте просидела; с той самой поры, как благоверный царь Федор Алексеевич преставился. – на свет Божий ни разу не глянула. (Вполголоса.) Совсем из ума выжила. А нынче все что-то тебя поминает, жалеет, «внучком» зовет…

Входит царица Марфа. Старые верховые боярыни, комнатные бабы и мамы ведут ее под руки. Садится под образами, в золоченые кресла, подобие «царского места» с двуглавым орлом и короною.

Марфа.Марья, а, Марья!

Марья.Чего изволишь, царица?

Марфа.Ставни-то заперты?

Марья.Заперты, матушка, заперты.

Марфа.Накрепко ль?

Марья.Накрепко, матушка, накрепко.

Марфа.А внучек где?

Алексей.Здесь, царица.

Марфа.Подь-ка, подь сюда!

Алексей подходит и садится на низенькую скамейку у ног Марфы.

Марфа.Ступайте все.

Все уходят.

Марфа (ощупывая рукою лицо Алексея). Ишь, похудел, осунулся! Каши мало ешь? Надо кашки, кашки с маслицем! Аль барабанщик замаял?

Алексей.Какой барабанщик, тетенька?

Марфа.Будто не знаешь? Беглый пушкарь, немчина, аль жид поганый, самозванец, оборотень. Не к ночи будь помянут, чур нас, чур…

Молчание.