Дмитрий Мережковский - Царевич Алексей (трагедия в 5-ти действиях)

Падает ниц. Молчание. Стук в дверь. Петр встает, отходит от образа и садится в кресло.

Петр.Андреич, ты?

Голос Толстого (из-за двери). Я, государь.

Петр.Войди.

Входит Толстой.

Толстой (целуя руку Петра). Здравия желаю, ваше величество.

Петр.Ну, что, кого сегодня?

Толстой.Царицу бывшу. Паки подтвердила, что со Степкой Глебовым [27]в блуде жила.

Петр.Объявить в народ, как манифест будет о деле.

Толстой. Слушаю-с, ваше величество. Да еще показала, что чернеческое платье скинула, понеже Досифей епископ [28]предрек, что ты, ваше величество, скоро помрешь, и она-де, царица, впредь царствовать будет вместе с царевичем. А расстрига Демид, Досифей бывший, в застенке подыман и спрашиван: «для чего-де желал царскому величеству смерти?» Дано ударов девятнадесят. Объявил: «делал-де для того, чтоб царевичу Алексею Петровичу царствовать, и было бы народу легче, и строение Санкт-Питербурха престало бы». Да он же, расстрига Демид, на царевну Марью показывал, что говорила: «когда государя не будет, я-де царевичу рада о народе помогать и управлять государством». Да она же, царевна, говорила: «государь-де скоро помрет, и Питербурх пустеть будет».

Петр.Пытал?

Толстой.Никак нет, токмо в застенок привожена.

Петр.Всё бабьи сплетни да шепоты. Месяц розыск чините, а до сущего дела, до корня злодейского бунта добраться не можете.

Толстой.Весь корень в нем.

Петр.А он что?

Толстой.Молчит, запирается. Упрямство замерзелое. Только пьет, да пьяный, кричит слова хульные.

Петр.Какие?

Толстой. Уволь, ваше величество: изречь неможно…

Петр.Говори.

Толстой.Что «слух-де есть, будто государь батюшка царицу, мать мою, на дыбе кнутом сек, так путь и меня засечет». И ругается.

Петр.Как?

Толстой молчит.

Петр.Говори.

Толстой.«Зверем, Антихристом»…

Молчание

Толстой.Допросить бы с пристрастием, как следует. А то и судить не знамо как: ни одной улики.

Петр.Царскую кровь пытать вздумал? Смотри ты у меня – не далеко, брат, и тебе до плахи.

Толстой.Воля твоя, государь.

Петр.Привез его?

Толстой.Привез.

Петр.И девку?

Толстой.И ее. Через оную девку многое можно сыскать: в большой конфиденции плезиров ночных у него состоит; такую над ним силу взяла, что пикнуть не смеет.

Петр.Ну, ладно, ужо очную ставку сделаем. Ступай за ним.

Толстой уходит. Петр разбирает бумаги на столе. Входит Алексей. Остановившись у двери и не глядя на Петра, крестится на образ.

Петр.Подойди.

Алексей подходит.

Петр (указывая на кресло против себя). Садись.

Алексей садится.

Петр (тихо) . Алеша…

Алексей вздрагивает, взглядывает и тотчас опускает глаза. Петр проводит рукой по лицу.

Петр (громко). Сын, помнишь, что перед всем народом объявлено: хотя и прощаю тебя, но ежели всей вины не объявишь и что утаишь, а потом явно будет, то казнен будешь смертью?

Алексей.Помню.

Петр.Ну, так в последний тебе говорю: объяви все и очисти себя, как на сущей исповеди.

Алексей.Все объявил, больше ничего не знаю.

Петр.Ничего?

Алексей молчит.

Петр.Отвечай.

Алексей.Что отвечать? Все едино, не поверишь. Я уж говорил: никакого дела нет, а только слова. Я пьяный, всегда вирал всякие слова, и рот имел незатворенный, не мог быть без противных разговоров в кумпаниях и с надежи на людей бреживал. Сам ведаешь, пьян-де кто не живет. Да это все пустое.

Петр.Кроме слов, не было ль умыслу к бунту и к смерти моей?

Алексей.Не было.

Петр (взяв письмо со стола и показывая Алексею). Твоя рука?

Алексей.Моя.

Петр.Волей писал?

Алексей.Неволею. Как был в протекции цесарской, принуждал секретарь графа Шёнборна, Кейль; «Понеже, говорил, есть ведомость, что ты умер, того рад пиши в Питербурх, к архиереям и сенаторам, чтоб тебя не оставили, а буде не станешь писать, и мы тебя держать не станем». И не вышел вон. покамест я не написал.

Петр (указывая пальцем, читает). «Прошу вас ныне меня не оставить, ныне». Сие ныне в какую меру дважды писано, и почернено зачем?