Тодзюро. Аристократы, привыкшие к Тодзюро в наряде посетителя веселых кварталов, злословят, что, дескать, он переигрывает. Воображаю, в какое изумление они придут от новой пьесы!
Дзироэмон. А уж больше всего радует то, что мы утрем нос Ситисабуро Накамуре из театра Хандзаэмондза, где с весны нет отбоя от зрителей. До чего приятно думать, что завсегдатаи того театра теперь бросятся к нам!
Сирогоро. Все это так, но сыграть в этой пьесе будет, пожалуй, нелегко даже такому мастеру, как господин Тодзюро. Ведь господин Тикамацу разрушает привычный для театра Кабуки круг сюжетов [15]с его неизменными пьесами о красивых мальчиках, веселых кварталах, любовных забавах и комических происшествиях. К тому нее в основе пьесы подлинные события в доме широко известного в Киото торговца календарями. Да, такая пьеса не может не волновать!
Вакатаю. Господин Сирогоро совершенно прав. (Не вставая, пододвигается ближе к Тодзюро.) Примите, прошу вас, эту чарку! Я хочу заранее вас поздравить. Вы превзошли всех в премудростях веселых кварталов, а теперь, в роли истинного любовника, ваш талант засверкает новыми гранями! (Смеется.)
Тодзюро становится все мрачнее. Он молча принимает чарку, предложенную Вакатаю, и молча ее осушает.
Сэндзю (заметив недовольство на лице Тодзюро, мягко). Правда, правда, верно сказал Вакатаю… У господина Тодзюро, несомненно, уже разработан план этой роли. А нам достаточно будет просто послушно следовать его указаниям.
Вакатаю (как бы ободренный словами Сэндзю). В сравнении с новой пьесой прежние кажутся глупыми и пресными. Пьеса о тайном любовнике – вот это да! Чувствуется рука самого господина Тикамацу! К тому же у господина Тодзюро есть, наверное, опыт и в такой необычной любви. (Смеется.)
Тодзюро (раздраженно, словно задетый последней репликой). С чего ты взял? Я создан природой для любви, но мне еще не приходилось соблазнять чужих жен.
Вакатаю, хотевший просто пошутить, смущенно умолкает.
Сэндзю (вновь пытаясь разрядить обстановку). В самом деле, правильно говорит господин Тодзюро… Мне тоже не доводилось любить замужнюю женщину.
Все смеются.
Ягосити. Да и никому из нас… Если сохнешь по женщине, зачем, спрашивается, подбираться к чужой жене и рисковать головой? Куда лучше податься к певичкам с улицы Миякава или к вдовушкам, в квартал Муромати, а то – к хозяйкам веселых домов в Гионе или к девочкам на Четвертом или Пятом проспекте. Подружек у актеров – что звезд на небе! (Смеется.)
Угэндзи. Нет, не согласен! Недаром говорится, что на свете есть четыре соблазна – воровство, любовница, служанка и жена. Украденное всегда кажется слаще, поэтому замужними женщинами тоже ни в коем случае не стоит пренебрегать.
Тодзюро. Выходит, тебе такая любовь знакома?
Гэндзи. Ничего подобного. Однако страх быть распятыми за прелюбодеяние, как видно, не удерживает людей от греха… И вот вам доказательство – О-Сан и Моэмон, которые выведены в этой пьесе. Да, любовь – дело особое! (Смеется.)
Вакатаю (стараясь скрыть свое испорченное настроение). Что-то скучно стало… Ну-ка, молодежь, покажите нам танцы.
Несколько молодых актеров начинают танцевать. Тодзюро сидит молча, словно в раздумье над новой ролью. Когда все увлеклись танцем, он поднимается, раздвигает перегородки и украдкой выходит на галерею. Молодые актеры продолжают танцевать. Все громче звучит барабан.
Ягосити (встает, скорчив смешную мину). Пожалуй, и я тряхну стариной.
Сирогоро. Красавцы юноши и лысый господин Ягосити! Ничего не скажешь, загляденье! А я за барабан возьмусь.
Кривляясь и гримасничая, Ягосити кружится вместе с молодыми актерами. Все смеются, звонко переговариваются.
Сцена поворачивается.
Уединенная комната в доме хозяина «Мунэсэй». Слева виднеется часть пересохшего русла реки Камогава. Справа – длинная галерея, ведущая в главный дом. Шелковый фонарь озаряет красивое убранство комнаты. Тодзюро идет по галерее, скрестив руки на груди. То и дело в задумчивости останавливается, репетирует жесты. Доходит до покоев. Раздвигает перегородки и, убедившись в том, что никого нет, тихими шагами входит в комнату. Достает из кармана текст роли.
Тодзюро (сопровождая чтение жестами). «…Пусть мне грозят ужасные мучения…» (Бросает листок, раздумывает. Вновь сосредоточенно читает.) «Пусть угрожает смерть – согласен, лишь бы ты была со мной!..» (В отчаянии опять бросает бумагу и обхватывает голову руками. Встает, репетирует, но роль, видимо, ему не дается. Он садится, заложив руки за спину, и со вздохом что-то шепчет. Затем, словно решив на время прервать работу, берет из ниши подставку, [16]опирается на нее локтем и ложится.)
Читать дальше