Ютаки Мафунэ: Хорьки

О-Тори (появляясь в глубине сцены). Ну что за дурак этот парень! Ведь решили же на кладбище ехать тринадцатого!

Яго (с восторгом кивает головой). Хорошо! Правильно! Поедешь вместе со мной! У меня к тебе разговор есть. Ну, ладно! Пойду тогда переоденусь, тетушка! (Важно, Кихэю.) Слыхал, поговорим позже… (Уходит с загадочным видом.)

Кихэй. Что он мелет, этот голодранец!

О-Тори. Кихэй! Неси-ка живо вещи!

Кихэй. Иду-иду! (Подхватив багаж, удаляется в глубь сцены.)

Фурумати. О-Тори, приходи поговорить по душам…

О-Тори. Ты уж извини… А, Ямакагэ, к тебе у меня будет разговор. После, не спеша… (Уходит.)

Ямакагэ (скрывая радость). Хм!

Фурумати (с упреком). Так-так, должно быть, тот самый разговор, сэнсэй, точно. Разговор с О-Тори. Прошу тебя, замолви обо мне словечко.

Ямакагэ (полушепотом). Будет больше толку, если каждый сам по себе…

Фурумати. Э-э! Тебе, конечно, своя рубашка ближе к телу… О-Тори и раньше не могла устоять перед мужчиной… Да ты и сам, должно быть, путался с ней? А?! (Кокетничая.) Вот увидишь, все будет хорошо! Только прошу тебя…

Ямакагэ (многозначительно зажав ружье). Дурачье! (Уходит.)

Что-то ворча, Фурумати идет вслед за ним. Из задней части дома выходят, разговаривая, О-Тори и Кихэй.

О-Тори. Ну, наконец эти собаки убрались!

Кихэй. Ох, чего я только не натерпелся. Крутился среди этого сброда, из кожи лез… Что говорить, у старушки ни гроша, они ее совсем раздели, все растащили…

О-Тори. Право, с таких мерзавцев довольно ветхих ширм и старых циновок. Это у тебя очень здорово получилось. (Смеется.)

Кихэй (торжествующе). Да что там: раз меня хозяйка попросила, я сделал все что надо. И ты погляди, как я ловко всех разогнал. Всех! Это я не ради выгоды говорю.

О-Тори. А я думала, ты только пить умеешь…

Кихэй. Я же серьезно, сестрица О-Тори! Провались я на этом самом месте…

О-Тори. Ха-ха-ха! Понимаю! (Достает бумажник.) Вот тебе, выпей в честь праздника Бон.

Кихэй (выпучив глаза, кричит как сумасшедший). Да это… это же десять иен!

О-Тори. Что, мало? Ах ты пропойца!

Кихэй. В-вот это да! (Торопливо прячет деньги.)

О-Тори. А теперь у меня к тебе несколько поручений. Будешь моей правой рукой, а?

Кихэй (с восторгом). Здорово! Черт, да я что угодно для тебя сделаю.

О-Тори. Ну, тогда за работу! Отправляйся к Ияма, переговоришь и – обратно. Скажешь так: приехала О-Тори, у нее к вам просьба – дней на пять оставьте дом в покое.

Кихэй. Если он начнет возражать, я ему покажу! Все подгонял старушку, мерзавец, мол, сегодня же очистить помещение, ни одного дня отсрочки не дам. Нет, в самом деле, вовремя ты приехала. Хозяйке пришлось бы перебираться в конюшню. Мне одному с ним не справиться. Тянуть нельзя.

О-Тори. Ну, хватит об этом, отправляйся живо.

Кихэй. Слушаюсь! Раз подобралась такая компания! Значит, нужно сказать, чтоб подождал пять дней. Выходит, у тебя есть какие-то соображения?

О-Тори. Конечно, есть.

Кихэй. Вот оно что! Черт, раз так, он у меня не пикнет!

Кихэй торопливо уходит. О-Тори вновь оглядывает помещение и погружается в раздумье.

Появляется О-Кадзи и начинает как попало упаковывать тряпье и посуду.

На кухне горит тусклая маленькая лампочка.

О-Тори. Эй, сестрица, что это ты суетишься?!

О-Кадзи. А ты чего заявилась, чего учуяла? Сама видишь, все пошло прахом, и дом тоже… Ты, наверное, приехала урвать себе кусок пожирнее. Жаль мне тебя, зря только на дорогу потратилась. Поворачивай-ка лучше восвояси, да побыстрей, пока люди не стали над тобой смеяться.

О-Тори. Ха-ха-ха, не смотри на меня волком! Я не собираюсь твою кровь пить. Не бойся!

О-Кадзи. Ишь, разоделась в пух и прах, думаешь меня провести – не выйдет! Другого, может, и надуешь… Не могла ты честным путем разбогатеть. Уж не занялась ли воровством?

О-Тори. Ты что, старая, думаешь, я воровка?

О-Кадзи. Натура у тебя такая, с самого рождения. Ты послушай, что по деревне говорят. Это всем известно. Один твой взгляд чего стоит! Что бы у кого ни случилось, ты тут как тут, так и смотришь, чем поживиться… Я это давно поняла.

О-Тори. Что за вздор, О-Кадзи! Ты можешь завидовать тому, как я выгляжу, но от брани тебе лучше не станет.

О-Кадзи. Успокойся! Помирать буду, а к тебе за помощью не пойду. С меня хватит, ухожу из этого дома. Говорю тебе: он уже нам не принадлежит. Небось забыла, как ты скандалила, когда умер дед. Мол, половина дома моя, мне ее брат завещал, отдайте… Да мне твою бандитскую рожу и видеть не надо, я ее и так по гроб жизни не забуду. Так бушевала, что полиция вмешалась. Из-за этого и обо мне по деревне дурная слава пошла. Глаза бы на тебя не глядели! Не к добру ты вернулась. Теперь хорошего не жди. Моего тут осталось всего ничего – вот эти кастрюли. Можешь не высматривать – все ушло чужим людям. (Усмехается.)