Василий Аксенов - Аврора Горелика (сборник)

Таков волшебный мир. Готический собор, торговый эпицентр, свободы баррикада, весенняя метель садовых липких спор, горластый саксофон, Джоан Баэз, баллада.

Таков волшебный мир. В нем властвует Господь. В нем ангелы поют, в нем заседают черти. Облачена в «деним», стареющая плоть, предполагает жить, не думая о смерти.

ЦАПЛЯ

Ну, вот теперь мы все вместе. Даже и черти наши рядом, усталые черти, спутники человечества. Сказано, что спасутся все. Вы спрашиваете подробности, но я не все знаю. Я знаю лишь, что вокруг вас ваш мир, дети мои. Песок и сосны, дети мои. Болота и море, дети мои. Дороги и государственные границы. Ночью, когда я взывала к вам, спали вокруг города, и шелестела листва. Вы просыпались, и на грани яви и сна вам казалось, что вы понимаете мой призыв, но явь сгущалась, и вы его теряли. Что мне нужно передать вам… (Внезапно замолкает и опускает голову.)

ВСЕ

(с нарастающей тревогой). Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что?

На сцену с вызывающими улыбочками и виноватыми поклонами к стенке с ружьем вытанцовывают черти.

ЦИНТИЯ

(кланяется зрителям и актерам). Пшепрашем паньство, но если зи хабе нах театр айн штюк сцена…

КАМПАНЕЕЦ

(вздыхает). К сожаленью, полагается…

КЛАРЕНС

Айн штюк мауэр, уолл, стена… (Стряхивает слезу.)

ЦИНТИЯ

Если сцена хабе стена…

КАМПАНЕЕЦ

(разводит руками). По законам драматургии…

КЛАРЕНС

Имеет гвоздь! (Хнычет.)

ЦИНТИЯ

Иф уи хэв стена и гвоздь…

КАМПАНЕЕЦ

(смущенно покашливает). Объективная реальность, товарищи.

КЛАРЕНС

Висель ружье? (Молча рыдает.)

ЦИНТИЯ

(смущена до предела). Если нах мауэр висель ружье…

КАМПАНЕЕЦ

Простите, не я это придумал, но оно должно убить. (Толкает стенку с ружьем, машет рукой и отворачивается в искреннем огорчении.)

Стенка с ружьем начинает медленное вращение.

ВСЕ

(отчаянно). Нет!

КЛАВДИЯ

(истерично). Лешка, сделай что-нибудь!

РОЗА

(рыдая). Алексей, остановите вращение, я вас умоляю!

Леша-сторож и Леша-швейник становятся на колени.

ЛЕША-СТОРОЖ

(отчаянно). Что мы-то можем сделать против законов драматургии? Мы-то, неумытые?

ЛЕША-ШВЕЙНИК

Для этого надо родиться другими!

Обнимаются и плачут.

Стенка с ружьем продолжает медленное вращенье.

ВСЕ

Нет! Нет! Нет! (Вскакивают и загораживают Цаплю своими телами, скрывают ее от глаз.)

Громоподобный выстрел.

Все разлетаются в стороны – и люди, и черти.

В центре сцены комок белоснежных одеяний – неподвижная Цапля.

УБИТА!

Застывшие позы почти непереносимой скорби.

Черти удаляются в глубину сцены и там, печально подпрыгивая, напевают свое любимое:

Моногамов, тяжело кашляя, словно в последней стадии чахотки, выползает к рампе и смотрит в зал своими огромными глазами.

Куча белых перьев покоится за его спиной.

МОНОГАМОВ

Прощай! Прощай, моя молодость! Как долго ты тянулась, тебе не было конца, а вот теперь – прощай! Теперь я начинаю умирать. Сколько лет я буду умирать, десять, сорок, это неважно. Прощай, мой мир, теперь я уже тебя не увижу. В Африке, в Европе, в Азии, в Антарктиде, в Америке и в Австралии – я буду слеп. Прощай! Прощай, моя Цапля, мне нечего ждать, я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу! (Опускает лицо в ладони и застывает.)

Из кучи белых перьев поднимается прежняя нелепая жалкая птица с круглыми глупыми глазами. Она что-то держит под крылом.

Воцаряется ночь из первого акта: сполохи.

Цапля ковыляет в просцениум и кладет рядом с застывшим Моногамовым огромное белоснежное яйцо.

ЦАПЛЯ

(Моногамову). Россиянин!

МОНОГАМОВ

(в ужасе). Что?

ЦАПЛЯ

Т-с-с! Жди! (Садится на яйцо и устраивается высиживать.)