Анатолий (Джордж) Гуницкий - Она как все или Wild Thing

Александр.Феофан, знаешь, я на днях видел эту самую... Музу, которая у тебя тут обиталась прежде. Я видел ее у... не помню у кого. Она такая веселая, право, была, все смеялась чему-то эдак изящно, немного даже как-то так по-особенному, что ли...

Феофан.Что она там еще делала? С кем была?..

Александр.Ну с кем-то, конечно, была... С молодым художником из Северодвинска. Вроде. Или из Мурманска он. Или из Уфы. Не помню, как его зовут.

Феофан.Так, так... Новый северо-западный Босх. Хренов Брейгель какой-нибудь из Урюпинска. Сраный Пикассо из Кандалакши.

Александр.Или он музыкант. Не помню. Я ушел вскоре, в рок-клуб рванул. Женщины — переменчивы, не в этом ли их прелесть?

Петр.Да, да, на фоне бутылки нарисовать! Это будет своего рода символ. Эге.

Александр.Ведь постоянство так удручает со временем.

Феофан.Да все это.

Александр.Или из Харькова.

Петр.Эге! На фоне открытой бутылки! И рюмки рядом, стаканы, закуска разная клевая.

Феофан.Из Харькова музыканты часто сюда приезжают. Рокеры разные. Как маслом им тут намазано, что ли.

Александр.Да и художник-то этот, который за Музой ухлестывал, прежде панком был. Или постпанком? Ну, это-то теперь одно и тоже.

Петр.На гитаре-то этот самый постпанк не очень играет. И песни у него не поймешь какие скучные. Злющие, но скучные. Вроде и о чем-то, но как вслушаешься — то и ни о чем. Хотя оппозиционирует. Хотя и несогласный. Хотя и антисемит умеренный. Хотя и в Израиле выступал. Хотя и скрытый педофил. Хотя и правый, но — все же больше левый. Или полуправый такой. Хотя и песни Михайлова по ночам негромко, больной девушке своей поет.

Александр.Нет, художник он.

Петр.Нет, музыкант! Сначала долго играл в команде одной. Потом и в другой. А дальше — и в третьей. Чего уж там, играть — так играть. Вот такие дела. Ну а потом, когда очередная его девушка, подслеповатая немного такая, ему изменила с приезжим медведем, он только рисовать стал. Первую картину создал года два тому назад. Или полтора. Новатором себя считает. Целинником эдаким. Колумбом от живописи. Графиком судьбы. Музе твоей одна из его работ очень вроде понравилась.

Феофан (зло). Что, что ей еще у него понравилось?

Петр.Ну я не знаю.

Феофан (мрачно). Постпанк-целинник.

Петр. Эге.

Александр.Нет, но а вот если... в cмысле... этой... которая форма...

Феофан.Да ну. Все это.

Александр.С другой стороны, если, то тут уж... ого!

Петр. Кто знает, быть может именно в коньяке утонут ваши романтические иллюзии. Ну да, знаю... водка, сухое, портвейн... Хотите переделать мир, но не понимаете простейшей вещи — мир надо жрать! Хавать! Эге. Сколько влезет! Так поступают истинно артистические натуры.

Александр.Можно подумать.

Петр.Ну а чего ваше-то поколение на самом деле добилось? Погрязли в пороках, усталые, мертвые люди. Эге.

Александр.Но я не знаю, как идет сигнал.

Петр.Ведь жизнь и смерть — одно и тоже.

Александр.Когда я был живым.

Петр.Пропой мне песенку свою.

Александр.Ты знаешь ли, по крайней мере.

Петр.Что лучше, пена или дом?

Александр.Только новые идеи несут откровение! Да и то не всегда. А этот вот парень... ну тот который... так он вот считает, что вся западная живопись современная, она из нашей страны появилась, из наших глубинок... что все это наше, родное, и пришло отсюда, и надобно, мол, вернуть авангард на Родину. Вот что он говорит. И что недаром же, мол, еще Матисс сказал, что живопись — это как молитва. Типа духовное наполнение.... Да и Дали как бы.

Феофан.Ну Кандинский — то — он ведь... А вот Татлин еще. Да. А Муза — она хоть будто бы и не знает ничего, но на самом деле ох, как все она знает.

Петр.Все эти новейшие откровения также скучны и эфемерны, как хилые и тощие объятия ваших инфантильных девушек. От которых пахнет большой переменой, заплатками на джинсках и полутораминутным сексом. Эге... Михаил! Ты заснул — и не можешь сказать нам своего веского слова. You make me heart sing. И все тут.

Феофан.От моей Музы не пахло большой переменой! У нее были совсем другие запахи, вкусы и ароматы!

Михаил.Нет, я могу! Я понимаю... Лицо человека никогда не солжет. Слово — ничто. Вы знаете, как называется дерево? Дерево делириум... это дерево делириум расцвело пышным цветом... (Падает.)