Александр Володин - Три кинокомедии

Петя встревожился, хотел остановить его, но было уже поздно. Он что-то записал в блокнот.

— ...В конце концов ее составляют какие-то минуты или; может быть, даже какие-то годы, это кому как повезет, когда мы что-то очень сильно чувствуем, кого-то любим или... работаем, если, конечно, работа по сердцу. Остальное время как бы не в счет.

Таня смотрела на вожатого Петю. Она в первый раз смотрела на него просто и прямо и удивилась тому, что сердце не заколотилось у нее внутри.

Она посмотрела на Бардукова. Он сидел с видом человека, понимающего все, но он плохо улавливал, в чем дело, у него не хватало на это сил ума.

— ...И вот когда я слушал, как этот парень трубит свои сигналы, — говорил трубач, — то вот это и были такие минуту моей жизни. С них и начался отсчет.

Таня пожалела его, и полюбила, и удивилась, какое у него умное, доброе, сильное лицо.

— ...Мы, к сожалению, как это сказать, не помним этих минут, не замечаем их, вот в чем беда... Все, все, я сейчас, — заторопился Павел Васильевич. — Я отвлекся, сейчас закругляюсь... Тогда горн, — он взял у пионера его горн, — это было все. Тогда пионеры не сидели в помещениях. На улицу! Пять человек, а идут посередине мостовой, с барабаном и горном! Так что он всегда шел впереди. Он даже горн держал как-то изящно...

Павел Васильевич поднес горн к губам и затрубил странный, никому не ведомый, печальный сигнал.

Таня смотрела на него гордая и удовлетворенная, и почему-то ей хотелось плакать, хотя ничего плохого не произошло.

Звуки горна были слышны и на улице.

Там, под деревьями школьного двора, стоял Гена. Он смотрел вверх, на освещенные окна школы, и слушал. Был слышен только горн, никто не смеялся.

Сказку о добром докторе, который ездил в далекую Африку лечить больных обезьянок, когда-то написал английский писатель Ю. Лофтинг, это была сказка о докторе Дулитле. Однако мы выросли не с Дулитлом, а с Айболитом Корнея Ивановича Чуковского. Только у него, замечательного советского писателя, образ доброго доктора сделался подлинной классикой детской литературы.

Айболит стал постоянным спутником нашего детства и детства наших детей. Он давно уже вышел из книги — он стал любимой игрой, как «дочки-матери», он сделался бродячим образом многочисленных театральных и эстрадных представлений, как знаменитые капитаны. Он стал балетом, опереттой, фильмом — вот уже вторым — и даже сувениром.

Драматург и поэт Вадим Коростылев лет десять назад написал пьесу «О чем рассказали волшебники», и это была новая версия истории доброго доктора. Постановка этого спектакля в Московском театре юного зрителя, совместно с моими товарищами Е. Васильевым и В. Гореловым, была моим режиссерским дебютом.

Кинокомедия «Айболит-66» — это еще один вариант классического сюжета о знаменитом докторе. И мы назвали его так, чтобы лишний раз подчеркнуть, что это — новый Айболит, Айболит шестьдесят шестого года, в отличие от классического Айболита Корнея Чуковского и всех прочих.

Но дело, разумеется, не только в дате выпуска и отличии нашего Айболита — дело главным образом состоит в том, что нам хотелось решить классическую тему сегодня, именно в шестьдесят шестом году, что определило и новое решение темы, и сюжетные ходы, форму фильма. И самое основное: это определило подход к главной проблеме сказки — вечной проблеме борьбы добра со злом.

Замысел произведения по своей лаборатории — область сугубо личная, поэтому, рассказывая о нем, мне придется касаться фактов своей биографии.

Я много лет проработал актером в Московском театре юного зрителя. И на всю жизнь я полюбил этот юный зал, наполненный любопытством, смехом и жаждой справедливости. Где-то в глубине души я чувствую, что и во взрослом зрителе я больше всего люблю ребенка и, может быть, чуть меньше — ценителя муз.

Дети — это особый зритель, он не прощает неточности, фальши или драматургической вялости. Он не станет выяснять с вами отношений или критиковать вас за искажение художественной правды, он просто перестанет смотреть и слушать, он займется своими делами тут же, в зрительном зале. Но он немедленно и безоговорочно отдаст вам свое сердце за крупицу искусства, за справедливый поступок, за добрую мысль. Он резко делит героев на «наших» и «ихних», на «красных» и «белых», на добрых и злых. Поэтому тема добра и зла занимает центральное положение в искусстве для детей, и особая проблема — это проблема зла.