Николай Погодин - Поэма о топоре

Екатерина Петровна. Рудаков! Рудаков! А вот и мы! То есть я. То есть мы вместе. То есть Рудаков! У меня адски бурное настроение. Брому! Брому! Я должна пить бром. Представьте себе — вы!

Рудаков. Я.

Екатерина Петровна. Вы! Глебка… (Переводчице.) Мой муж, инженер Глеб Орестович, приходит домой и начинает хохотать, как громкоговоритель. Он кричит: «Катя! Петька-то, Петька Рудаков, дружок по институту, Петро Рудаков приехал к нам главным уполномоченным из Москвы. Обед! Самый пышный обед!» И дальше… Представьте себе, я купаюсь и вдруг вижу ее… Извиняюсь! Познакомьтесь: Паяцова. Женя Паяцова — в ореоле иностранного окружения. Подруга по гимназии, восемь лет рядом сидели, переводчица, языки… ах, чорт возьми! Мы целуемся, я плачу, она меня знакомит с иностранцами… Такие совпадения бывают раз в жизни. Вы… она… Нет, я должна пить бром.

Переводчица. Катя, пойдем. (Рудакову.) Простите — старые подруги, воспоминания, юность, грозы… Катя, пойдем!

Екатерина Петровна. Рудаков! Вы не забывайте старых друзей. В любое время обедать, ужинать, завтракать… Ждем! (Воздушный поцелуй.). Да приходите сегодня.

Рудаков. Нет, сейчас у меня совещание — доклад вашим властям.

Екатерина Петровна. Перед докладом вы организуете плавное течение мыслей?

Рудаков. Организую плавное течение.

Переводчица. Гражданин, вы какую-то бумажку потеряли.

Рудаков. Спасибо. Пустяк.

Но как только женщины скрылись, Рудаков быстро поднял со скамейки нечто, покачал головой — это не пустяк. Издали слышен иностранный говор, смех. Рудаков сел, принял прежнюю позу. Глядит в одну точку. Никто из прошедших здесь иностранцев не взглянул на Рудакова, и сам Рудаков не поднял головы. Но вот от группы отделился один, замедлил шаг, закурил, подошел к Рудакову, не здороваясь, взял его под руку. Тихо разговаривая, они идут по аллее в глубину сцены. Повернулись, идут обратно.

Гипс (с легким акцентом, но свободно говорит по-русски. Беззаботен и ласков, с долей наглости).

Да… Поэт горной природы. Уважаю горы, горные города и в особенности горную промышленность. Мне нравится походка русских женщин и крымское вино… О, чорт возьми! Мистер Рудаков, как дела?

Рудаков. Не блестяще, но не плохо.

Гипс (хохочет) . Сказка про белого бычка… А мы говорим просто: стальной концерн ДВМ хочет знать, что будет дальше. Мы платим, надеюсь. Но мы говорим удивительно просто. Что есть топор? Кусок стали. Мы говорим дальше: что есть сталь? Сталь — это металлургическая проблема страны.

Они остановились. Рудаков передал Гипсу пакет, затем бумагу, которую Гипс пробегает глазами. Затем подает Гипсу телеграмму. Тот читает ее.

Уже сделка подписана? Наши топоры сейчас грузят в Россию? Пока забираю свои слова в карман. (Хохочет. Вдруг перестал смеяться.)

Мгновенно оба повернулись и разошлись в разные стороны. Явился Степан с гармонией. Играет, покусывая губы.

Степан. Дураки мы все, близорукого характера! Такие клещи потерять! Знал бы я, какой обормот, какой аполитичный элемент, какой сукин сын спер эти клещи, я б ему… Нет в нас культурного ума — факт. Мозги — как студень в котле. Котел! Такие клещи потерять! (Посмотрел в зрительный зал, туда, сюда, плюнул и ушел.)

Мартеновский цех. Евдоким, Анка.

Евдоким (догоняя Анку, пугает) . Я — тигра морская!.. Испужал? Ага!.. Анютка, ты брось по лесам плутать. Медведь спортит. С одной кержачкой медведь полтора года жил, и родилось у них дитё — половина зверь, половина человек, а говорит на японском языке.

Анка. Завел… алкоголик!

Евдоким. Анюта, не спорю, две профессии имею. Первая профессия — кузнец, вторая профессия — пьяница. И по обеим профессиям я ударник. Я… вот видишь, я… ну посмотри же ты на меня умильными глазами! Я из себя телосложенный мужчина?

Анка. Собак пугать.

Евдоким. Не скажи. Я, брат, был приговорен к ордену Красного Знамени, но не выдержал…

Анка. Запил?

Евдоким. Воспитание такое. Эх, Анюта, да ежели бы Евдоким не пил, то женился бы он на тебе, родила бы ты двенадцать пролетариев, работали бы они на заводе, приносили бы нам полторы тысячи в месяц, я бы сидел и пельмени варил, а ты бы в очереди за водкой стояла. Не жизнь, Анюта, а социализм на полный ход!