Николай Погодин - Поэма о топоре

Вот какая поэма!

Кваша. Твоего сочинения.

Евдоким. Факт! Ставь дюжину пива! Эх, товарищ Кваша, разреши тебя позвать по имю-отчеству — Ларивон Игнатович!

Проходит Рудаков.

Боевой ты у нас технорук. Демократический человек. Матерошник — нет спасения! А-а! Товарищ уполномоченный, вашим от наших!.. Вот бы сейчас нам этих туристов из-за границы… А то ходят, пересмехаются. Хотелось бы мне какому-нибудь гаду по башке болванкой дать. Где они есть?

Кваша. Отправились на Запад.

Евдоким. Hy и чорт с ним!

Появляется Рудаков.

Рудаков (Кваше) . Поздравляю! Искренно поздравляю!

Кваша. Уезжаете?

Рудаков. Да. До свиданья! (Уходит.)

Кваша (вслед) . «Поздравляю!..» Тебя бы на тачке отсюда вывезти без штанов… Сволочь!

Илюша. Кого? Момент! Устроим кинокартину.

Кваша. Ладно. Пусть уезжает. Там дирекция поведет особый разговор… (Встряхнулся.) Ну, ладно. Так в чем дело?

Явился рабочий седой. Задыхается.

Рабочий седой. Беда!

Кваша. Где?

Рабочий седой. Беда!.. Весь завод обегал. (Кваше.) Вас ищут… Беда — сил нет!

Кваша. Что случилось?

Рабочий седой. Не то случилось, не то не случилось — не пойму я.

Кваша. Кто ищет?

Рабочий седой. Все. В лабораторию… Смерть надо… И тебя, Евдоким, смерть надо. Идите туда. Идите же!

Мартеновский цех в той части, где шли опытные плавки. На столе, головой к шкафчику, где хранят мастера свои вещи, спит Степан. Рядом на скамейке сидит Имагужа, поет унылую киргизскую песню. Явился Баргузин.

Баргузин. Мастер!

Имагужа. Не кричи — спит. Айда.

Баргузин. Плавку кончили?

Имагужа. Плавка кончал, она падала, храпел, совсем мертвая.

Баргузин. Пусть спит… Как плавка?

Имагужа. Инженер говори.

Баргузин. Ты не давай его никому будить. (Ушел.)

Имагужа. Знаем… Ай, мастир, мастир!.. (Отогнал муху.) Чортов зверь, куда лезешь? (Запел.)

Прибежал Глеб Орестович.

Глеб Орестович. Мастер!

Имагужа. Шш!.. Нилза… Приказ получил. (Загородил стол.)

Глеб Орестович. Какой приказ? Что ты!

Имагужа. Она упала… Вся упала и заснула.

Глеб Орестович. Куда они делись? Куда они исчезли? (Почти бежит.)

Имагужа. Какой чудной народ!.. Зачим трогать чиловека?

Явилась Анка. Ода подскочила к Степану. Задыхаясь, шепчет.

Анка. Степашка!.. Степа, милый! Что ты сделал?

Имагужа. Зачим? Зачим шурда-бурда делаешь?

Анка вихрем носится по пустому цеху. Ее волосы растрепаны, лицо пылает. Она любит — и в бурном проявлении радости, силы и страсти только так, в бурном движении, может проявить свою любовь. Кажется воздух и стены гудят ей в ответ.

Анка (восхищенно шепчет) . Милый!.. На самую высокую сопку… Под небо, под солнце… Милый, на руках унесу… На самую сопку… (Исчезла.)

Имагужа. Совсем сумасшедший девка… совсем…

Степан громко храпит. Идет мать Степана, с узелком.

(Шопотом.) Мамаша, ша…

Мать (подвинула табуретку, села) . Спи, мой подлец! Хоть бы подушку ему кто положил… До чего довелся!.. Жить-то вы, дьяволы, не умеете! Ух, обормот, обормот, на лицо серый стал… Спи!.. (Плачет. Отгоняет муху.) У-у… Глаза-то, как пятаки медные. И остынет все теперь у меня… Спи… Храпи, храпи, ничего.

Опять мчится Анка. Она подбежала к старухе, схватила, обняла ее, закружила.

Анка. Пусть спит… Не плачь… Пойдем, мать!

Мать. Какая я тебе мать? Нюшка, убьешь… Что ты!

Анка. Летим, мать! Пускай теперь спит… Пускай теперь весь мир спит, а мы будем танцевать… Летим, мать! (Почти уносит старуху.)

Мать. Нюшка, убьешь… Что ты!

Имагужа. Совсем сумасшедший…

Сверху сбежал Глеб Орестович. Теперь он рассматривает маленькие зеркала, глядится в них, что-то шепчет и бросается к Степану, оттолкнув Имагужа.

Глеб Орестович. Техник! Техник! Степан Ерофеевич!.. Степан! Степашка! Ты умер?.. Оживи, чорт!

Имагужа.Спит чиловек. Зачим? Никураша.

Глеб Орестович. Кто сейчас может спать?.. (Meчется в пустом пространстве.) Люди! Люди! Куда они все исчезли?.. Имагужа, ты видишь… (Мечется и вдруг бросается в зрительный зал, в партер. Его берут в свой фокус прожектора.)