Марк Даниэль - Зямка Копач (Хлопчик)

Выбегает в дверь и стреляет в воздух. Красноармейцы отхлынули. Со всех сторон двора сбегаются легионеры.

Окружить арестантов… На малый двор…

Легионеры оттесняют красноармейцев на малый двор.

Зямка (оставшись один в караулке, поднимается со скамьи) . Адреса… вот они… здесь… Командира расстреляют… теперь бежать. (Оглядывается, видит незапертую дверь караулки) . А… (Ринулся к двери и остановился, увидав, что на малом дворе, в глубине, стоит Брамик с револьвером в руке. Красноармейцы также находятся там. Они окружены легионерами.)

Брамик. По камерам… Две недели на хлеб и на воду. Марш!

Красноармейцевуводят, а Брамик, проводив взглядом, поворачивается — сейчас он пойдет к караулке.

Зямка (отпрянул от двери, заметался по комнате, увидел окно) . Решеток нет! (Вскочил на скамейку, разбил окно, полез на стену.)

Вошедший в караулку Брамик видит уже только голову и руки Зямки, висящего на подоконнике и, видимо, боящеюся спрыгнуть. Брамик стреляет. Руки Зямкивыпускают подоконник, и он скрывается из глаз зрителя. Брамик подбегает к окну, высунулся и смотрит.

Занавес.

Сапожная мастерская. Полдень, но в подвальном помещении мастерской темновато. Две керосиновые лампы отбрасывают тени на голые степы. Рабочиесидят за длинным столом и шьют сапоги — заказ для польской армии. Среди работающих — двое подростков: уже знакомый зрителю Лейбкаи Ян — польский мальчик. Самуил — старик, сапожник — поет, остальные подтягивают.

Самуил (поет) .

Где-то раздаются выстрелы. Никто не обращает на них никакого внимания, — видимо, привыкли. Один только Лейбка нервно реагирует на них.

Лейбка. Я вам говорю… товарищ Кудрявцев опять наступает на город… я вам наверное говорю!

Петро. Вояка!

Ян. Чеши язык… Ты где был-то? Морозная, говоришь, ночь, была? Молчал бы уж лучше!

Лейбка. Тридцать градусов!.. Как же не мороз?.. Ян, знаешь, что?.. Фронт тут — рукой подать… Давай перебежим!

Ян. Кабы с Зямкой, я бы перебежал… а с тобой — боюсь: маму встретишь, — домой повернешь… (Смех.)

Лейбка (обиженный, вскакивает, хлопнул рукой по столу) . Перестаньте, перестаньте вы!.. (От обиды у него перехватывает горло. Он смолкает.)

Самуил. Чего пристали к мальчонке? Герои тоже!.. Я бы на вас на самих поглядел… Слыхали, небось, мороз-то какой был!

Лейбка. Верно, верно, Самуил! Мороз такой был!.. Кругом — темь, ни души… все разбежались… за вокзалом пусто… про наш тупик, где теплушка стояла, все забыли. Только мы вдвоем и стояли на посту — Зямка да я… Эх, знай только я, где мой отряд! Кажется, сейчас бы пошел к ним!..

Самуил. Слыхали? То-то! А грех, что же… грех с каждым может случиться.

Ян. Ну, не с каждым… Да будь я на месте Лейбки, да я бы…

Петро. Я бы… я бы… Еще неизвестно, что ты сделал бы в такой мороз…

Ян. Я-то?

Петро. Молчи уж… Лейбка, поди сюда… Если тебе второй раз придется стоять на посту…

Лейбка (перебивает его) . Пусть даже сорок градусов мороз будет, я не оставлю… Вы думаете, я не понимаю? (Чуть не плачет.)

Петро. Ну, успокойся, я тебе верю…

На лесенке, ведущей в мастерскую, показалась хозяйка. Это — полнотелая, криворотая, грузная женщина, страдающая подагрой. Позади хозяйки шагает Магда, несущая корзину с сапожными материалами. Хозяйка раздает рабочим материалы, записывая их в книжку.

Хозяйка. Слыхали? Это за городом стреляют… Немцы взялись за них… это уж верное дело… на базаре сегодня сказывали, будто немцы…