Мустай Карим - Не бросай огонь, Прометей!

А если б знали, что тогда?
Смиренных,
Безропотных рожали бы, трусливых?
Рабов с душой униженной…
Спокойно
Всем было бы на свете матерям.

Зачем же вы даете нам такие
Горящие сердца?
Не для того ли,
Чтобы потом об этом пожалеть?
Не правда ли?

Ты больно обижаешь
Родную мать.
О, я бы сожалела,
Родивши равнодушных и бесчестных,
Вскормивши грудью тех, кому отвага
Не ведома
И свойственно бездушье.
О, как бы я жалела…
Прометей!
Что родила тебя, не сожалею.
Жаль, что себе переложить на плечи
Я не могу твою судьбу и муку.
О, если б мы за сыновей могли
Держать ответ, идти на казнь,—
Спокойны
Мы были бы — все матери вселенной…

Верь, и в страданьях я не позабыл
Твой светлый лик, не сомневайся, мама.
Зевс не услышит жалобного слова.
Превозмогу мучения…
И только
Раскаянья не требуй от меня.

Мой сын,
Я вижу истину, ты — прав,
Ты сам — дитя мое, ты — сын Фемиды,
Богини правосудия.
…О стыд!
И я, Фемида, своего же сына
Пред злодеяньем наглым и насильем
Поставить попыталась на колени!
Знать, горем разум затуманен мой.
Как нестерпимо больно мне за сына!

Теперь — иди.
Намного тяжелее
Мне боль твоя моей привычной муки.
И лишь когда пройдут все тридцать тысяч
Кровавых лет,
Увидимся мы вновь.

Но медленней течет в мученьях время.
Я ухожу!
Будь терпелив, мой сын!

Мы вместе сон увидели зловещий,
Вернемся к яви, Прометей, проснись!

Нет, здесь — не сон,
Самой судьбы явленье!

Так помыслы опасные — оставь!

Оставить, отступиться…
И отречься
Мне от тебя,
А значит, от себя?
О нет! Я — Прометей! Решенье твердо.
…И тридцать тысяч лет промчатся все же,
Но, если, став бессмертной, ждать решишься,—
Все вынесу…
Агазия, иду!

Все то, что драгоценно, — взаперти,
И все, что благородно, — на запоре.
Попробуй-ка богов уразуметь,
Сперва творят — а после запрещают,
Едва откроют — спрячут под замок.
Уж сколько лет мы охраняем этот
Святой огонь. Но я не понимаю,
Зачем и от кого его храним,
Вот ты скажи…

Что ж я скажу? Я — сила,
Тупая сила…
Как судить о том,
Что божество державное свершает…
И права нет, и мне не по уму!

Так, значит, даже куцый твой умишко
И тот — под стражей?

Ну, тебе виднее. Ты — Власть.

И я —
Лишь власть, слепая власть,
Глухая власть!
Не молния, а грохот,
Лишь гром горящей Зевсовой стрелы.

Мудрено говоришь…
И как-то странно
Из уст верховной Власти слышать это.

Я утомлен, и все мне надоело.

Что надоело?

Не продашь — скажу.

Не плохо бы продать,
Да много ль стоишь?

Смеешься?
Знай, что, если покупают
На рынке власть, — в лицо не смотрят ей.
Уж это-то я знаю.
Не продашь?

Зачем?
Торговля — не мое занятье.
Ей занята пронырливая Хитрость,
А Силе
Суетиться — не к лицу.

Не кипятись впустую —
Лучше слушай…

Не торопись!
Пока еще утроба
Вмещает тайну — лучше потерпи,
А если нет — вываливай давай.

Нет сил терпеть, я лопну…
Вот мученье —
Жить ложной властью,
Тенью дум царя.
За что я в подчинении у Зевса,
Когда я — Власть,
Коль сам меня создал он,
То первый должен подчиняться мне!
Я сам хочу повелевать и править,
И в Зевсовом дворце сидеть мне должно,
А не служить, не обивать пороги.
Я — Власть и долже властвовать над всеми —
Ан нет…
Стою на страже, как собака.
Какой позор!
Все то, что благородно
И драгоценно,—
Под замком, в опале.
И даже я…