Криспин (перебивает) : Не ответил государь?
Зачатьев (нехотя) : Нет. Хотя надежды не оставляю.
Криспин (покосившись на свой костюм) : Может англичан побудить?..
Зачатьев (кивает) : Есть прожект. Известно, что народ сей отменно самолюбив и высоко ставит все необычное… (увлеченно) Ну так вот. Вообрази послание: "Господа англичане! Я побился об заклад с ненавистником славного племени вашего об тысячу рублей, что вы не откажите ссудить меня десятью тысячьми. На авантюру сию я решился, памятуя о вашем всему миру известном великодушии и достохвальной щедрости! Не дайте пропасть!..".
Криспин: Так в чем загвоздка?
Зачатьев (хмуро) : Не знаю: кому послание сие адресовать. Хотел начертать на конверте "аглицкому народу", да, боюсь, не дойдет.
Криспин: Может с бароном Ротшильдом снестись?
Зачатьев (кивает) : Начал было… Но тут (мнется) потребно литературное дарование сверх обычного. Иначе дело не выгорит. Барона ж надо изрядно развлечь, развеселить, подарить ему миг душевного отдохновения… Анекдотец должен быть на десять тысяч! Не меньше! Чтоб Ротшильд из одной лишь признательности, глазом не сморгнув, отсчитал.
Криспин (воодушевленно) : Вот нива для современных литераторов! А то рядятся – кто средь них главнейший. (поясняет) Барин охоч до журналов литературных. Ну и я, стало быть, с ним…
Зачатьев (мучительно соображает) : Погоди, друг. Дай мысли простор. Тут надобно…
Криспин (азартно) : Да чего там! Берешь листы. На каждом пишешь: "Уповаю на спасительную силу вашего несравненного таланта. По достижению успеха сего начинания обязуюсь обнародовать имя благодетеля моего, и тем прославить его в веках". Надписываешь конверты – по адресам первейших перьев и…
Зачатьев (подозрительно) : Постой, а ты сам-то – не того… не воспользуешься моей доверительностью?
Криспин (недоуменно) : Зачем мне десять тысяч?
Зачатьев( облегченно вздыхает) : И то верно… (усмехается) А ведь, я как вообразил, что ты, презрев долг дружбы и честь… за малым не обосра…
Криспин (перебивает) : Но, сказать по чести, полковая казна – все ж таки верней. Уж больно перья наши тупы. Рублей десять – еще куда ни шло…
Привстает со своего места.
(радостно) : О! А вот и ярмонка! Вишь, там – за пригорком…
Зачатьев его не слушает. Уснувшие было сомнения, стали терзать его с прежней силой.
Зачатьев: Побожись, что не воспользуешься!
Криспин (истово) : Холера меня побери!.. (другим тоном) Слыхал, до соседней губернии сия напасть добралась. Карантины теперь введут… (вздыхает) Добро хоть ярмонку отменить не успели.
Пауза.
Зачатьев (задумчиво) : А может казне микстуру от холеры продать? Выпил десять капель натощак – и здоров. За десять-то тыщ, а?
Затемнение.
Просторная прихожая квартиры четы Пушкиных. На полу ковер. В углу – диван с креслами и небольшой столик, заваленный бумагами. На диване как-то неловко, бочком присел Гоголь – тот же "зяблик", только усы стали несколько погуще. Очевидно, его пустил в прихожую слуга. В данный момент Гоголь ожидает Пушкина, голос которого доносится из кабинета. У Пушкина посетитель – кто-то из друзей-литераторов. Голос пушкинского собеседника не слышен. До прихожей долетают только обрывки пушкинских реплик.
Тем временем Гоголь украдкой читает листы, лежащие поверх одной из стопок бумаг на столе. Он уже разобрался – где интересующий его текст заканчивается, отложил соответствующие листы в сторонку. В ногах у него открытый портфель. Гоголь внимательно прислушивается к голосу Пушкина в кабинете. В момент, когда кажется, будто Пушкин вот-вот выйдет в прихожую, Гоголь молниеносно сует в портфель пушкинские черновики и сидит, как ни в чем ни бывало с отсутствующим видом.
Голос Пушкина (возбужденно) : …И слушать не хочу! Мы как на спасову икону должны молиться на журнальную критику! На каждого – слышишь: каждого! – кто не из праздности, а от живого пытливого ума, с болью сердечной берется разбирать новейшие произведения…
Пауза. Пушкин молча выслушивает возражения собеседника.
(перебивает) Ну, так что ж с того? Эта простодушная грубость, вызывающая твое неудовольствие – вернейший залог любви к истине! Ты забываешь, что суетная образованность коренных жителей света, коей мы кичимся, весь этот паркетный лоск – не более чем игра фортуны. Случай, а не правило. И худого тут, пожалуй, больше, чем доброго. Среди неимущих да полуобразованных нынче скорее отыщешь… (замолкает)
Читать дальше