Антон Чехов - Том 11. Пьесы 1878-1888

Войницев. Что?

Платонов. А он и молчит! Женился и молчит! (Встает.) Я забыл, а они и молчат!

Саша. И я забыла, пока он тут говорил… Поздравляю вас, Сергей Павлович! Желаю вам… всего, всего!

Платонов. Честь имею… (Кланяется.) Совет да любовь, милый человек! Чудо сотворил, Сергей Павлович! Я от вас такого важного и отважного поступка никак не ожидал! Как скоро и как быстро! Кто мог ожидать от вас такой ереси?

Войницев. Каков я? И скоро, и быстро! (Хохочет.) Я сам не ожидал от себя такой ереси. Вмиг, батенька, склеилось дело. Влюбился и женился!

Платонов. Без «влюбился» не проходила ни одна зима, а в эту зиму еще и женился, цензурой обзавелся, как говорит наш поп. Жена — это самая ужасная, самая придирчивая цензура! Горе, если она глупа! Местечко нашли?

Войницев. Предлагают место в прогимназии, да не знаю, как быть. Не хотелось бы мне в прогимназию! Жалованья мало, да и вообще…

Платонов. Берете?

Войницев. Пока еще решительно ничего не знаю. Вероятно, нет…

Платонов. Гм… Гулять, значит, будем. Три года прошло с тех пор, как вы кончили университет?

Войницев. Да.

Платонов. Так… (Вздыхает.) Бить вас некому! Нужно будет жене вашей сказать… Прогулять три хороших года! а?

Анна Петровна. Жарко теперь толковать о высоких материях… Мне зевать хочется. Чего ради вы так долго не являлись, Александра Ивановна?

Саша. Времени не было… Миша клетку починял, а я в церковь ходила… Клетка поломалась, и нельзя было соловья так оставить.

Глагольев 1. А в церкви же что сегодня? Праздник какой?

Саша. Нет… Ходила заказывать отцу Константину обедню. Сегодня именинник Мишин отец покойник, и неловко как-то не помолиться… Панихиду отслужила…

Пауза.

Глагольев 1. Сколько прошло с тех пор, как скончался ваш отец, Михаил Васильич?

Платонов. Года три, четыре…

Саша. Три года и восемь месяцев.

Глагольев 1. Ну-те? Боже мой! Как быстро время летит! Три года и восемь месяцев! Давно ли, кажется, мы виделись с ним в последний раз? (Вздыхает.) В последний раз виделись мы в Ивановке, присяжными заседателями оба были… И тогда же произошел случай, как нельзя лучше характеризующий покойника… Судили, помню, одного бедненького и пьяненького казенного землемера за лихоимство и (смеется) оправдали… Василий Андреич, покойник, настоял… Часа три настаивал, доводы приводил, горячился… «Не обвиню его, кричит, пока вы не присягнете, что вы сами не берете взяток!» Нелогично, но… ничего с ним нельзя было поделать! Утомились мы страшно по его милости… С нами тогда был и покойный генерал Войницев, ваш супруг, Анна Петровна… Тоже человек в своем роде.

Анна Петровна. Ну этот не оправдал бы…

Глагольев 1. Да, он настаивал на обвинении… Помню обоих, красных, клокочущих, свирепых… Крестьяне держали сторону генерала, а мы, дворяне, сторону Василия Андреича… Мы пересилили, разумеется… (Смеется.) Ваш отец вызвал генерала на дуэль, генерал назвал его… извините, подлецом… Потеха была! Мы напоили после их пьяными и помирили… Нет ничего легче, как мирить русских людей… Добряк был ваш отец, доброе имел сердце…

Платонов. Не доброе, а безалаберное…

Глагольев 1. Великий человек был в своем роде… Я уважал его. Мы были с ним в прекраснейших отношениях!

Платонов. Ну а вот я так не могу похвалиться этим. Я разошелся с ним, когда у меня не было еще ни волоска на подбородке, а в последние три года мы были настоящими врагами. Я его не уважал, он считал меня пустым человеком, и… оба мы были правы. Я не люблю этого человека! Не люблю за то, что он умер спокойно. Умер так, как умирают честные люди. Быть подлецом и в то же время не хотеть сознавать этого — страшная особенность русского негодяя!

Глагольев 1. De mortuis aut bene, aut nihil [5], Михаил Васильич!

Платонов. Нет… Это латинская ересь. По-моему: de omnibus aut nihil, aut veritas [6]. Но лучше veritas, чем nihil, поучительнее, по крайней мере… Полагаю, что мертвые не нуждаются в уступке…

Входит Иван Иванович.

Те же и Иван Иванович.

Иван Иванович (входит) . Та-та-та… Зять и дочка! Светила из созвездия полковника Трилецкого! Здравствуйте, голубчики! Салют вам из крупповской пушки! Господи, как жарко! Мишенька, голубчик мой…